Песнь десятая. Царства и Божества малого ума.
Отныне это тоже должно быть превзойдено и оставлено,
Как и все, пока Всевышний не будет обретен
В котором мир и личность взрастут едиными и истинными:
Пока То не достигнуто, странствия наши прекратится не могут.
Всегда безымянная цель манит за пределы,
Всегда зигзаг богов восходит
И указывает вверх, взбирающийся Огонь духовный.
Это дыхание сотен оттенков счастья
И это чистый, возвышенный образ радости Времени,
Качаемого на волнах безупречного счастья,
Стучавшего в одиноких ритмах экстаза,
Это деление неделимого духа
Схваченного в страстном величии экстримов,
Чье ограниченное бытие возносится к зениту блаженства,
Счастье наслаждаться одним прикосновением к вещам всевышним,
Запечатанное в свою маленькую бесконечность,
Свой бесконечный временем сделанный мир смущающий Время,
Небольшой результат обширного восторга Бога.
Мгновения тянулись по направлению к вечному Сейчас,
Часы открывали бессмертие,
Но, удовлетворенные своим возвышенным содержимым,
Они прекращались на пиках, чьи вершины расположились на пол-пути к Небесам
Указующим на высоты, на которые они никогда не всходили,
К той грандиозности, в воздухе которой они не могут жить.
К своим высотам приглашая и безупречным сферам,
К своим надежным и прекрасным крайностям
Это создание, которое объемлет свои границы, чтоб безопасность ощутить,
Высоты те отклоняли великий зов приключения.
Слава и сладость удовлетворенного желания
Сковали дух в золотых постах блаженства.
И это не могло быть обителью широты души
Которая нуждалась во всей бесконечности для дома своего.
Память, пушиста как трава, и смутная как сон,
Красота и зов слабеющие, упали позади
Подобно сладкой песне слышной угасающей вдали
На долгой и возвышенной дороге к Безвременному.
Спокойствие белое пылало сверху.
Дух размышляющий глядел на внешние миры
И словно бриллиантовое восхождение небес
Проходящее сквозь чистоту к невидимому Свету
Большие, светящиеся области Ума из неподвижности сияли.
Но он сначала встретил простор серебристо-серый,
Где День и Ночь венчались и были единым целым:
Это был тракт тусклых, переменчивых лучей
Отделяющий Жизни чувственный поток от Мысли самоуказания.
Коалиция неуверенностей
Осуществляла там правление нелегкое
На почве хранимой для сомнения и разумного предположения,
Рандеву Знания с Неведением.
На своей низшей оконечности влияние с трудом сохраняя
Ум, что едва видел, и медленно отыскивал;
К нашей земной природе близка его природа
И родственна нашим рискованным и смертным мыслям
Что смотрят из почвы к небу, и с неба на землю
Что за пределами не ведают, ни того, что снизу,
Они себя лишь ощущают и вещи внешние.
И это было значением первым нашего медленного восхождения
Из полу-сознания животной души
Живущей в спрессованном объеме форм и событий
В области, которую не может понять иль изменить;
Лишь действует и смотрит на данной сцене
И ощущает, печалится и радуется пока.
Идеи, что ведут затемненный воплощенный дух
По тем дорогам страдания и желаний
В мире, что борется, чтоб Правду приоткрыть,
Здесь обнаружить свою силу быть и Природы силу.
Здесь мастерятся формы невежественной жизни
Что видят эмпиричный факт, как установленный закон,
И трудятся ради часа, но не для вечности
Своими достижениями торгует, чтоб встретить зов момента:
Медленный процесс материального ума
Который служит телу, хотя должен бы управлять, использовать
И для того, чтоб знать, нуждается в ошибающемся чувстве,
Рожден был в той светлой неясности.
Продвигаясь запаздывая от хромающего старта,
Ковыляющая гипотеза на аргументе,
Свои теории на трон возводящая как бесспорности,
Рассуждает от полузнания к неизвестному,
Всегда конструируя свой хрупкий дом мысли,
Всегда губящий паутину, которую ткал,
Мыслитель сумеречный, которому собственная тень личностью кажется,
Двигаясь от минуты к минуте краткой живет;
Король, зависящий от своих сателлитов
Подписывает декреты министров невежественных,
Судья, в полу-владении своих доказательств,
Претендующий голос постулатов неопределенности,
Знания архитектор, но не его исток.
Это могущественный раб своих инструментов
Считает свое состояние низкое высочайшей вершиной Природы,
Не сознающий свою долю во всех сотворенных вещах
В высокомерии своем надменно скромный
Считает себя порождением из грязи Материи
И принимает творения свои как свою причину.
К вечному свету и знанию предназначенный вырасти,
От совершенной наготы человеческой начинается наше восхождение;
Из малости тяжкой, земной должны мы вырваться,
Мы должны исследовать свою природу с огнем духовным:
Ползание насекомого – прелюдия нашего славного полета;
И состояние наше человеческое баюкает будущего бога,
Наша тленная хрупкость – бессмертную силу.
На пылающей вершине этой бледной, мерцающей области
Где блеск рассвета резвился с естественными сумерками
И помогал Дню расти и Ночи – слабеть,
Убегая по широкому и мерцающему мосту,
Он прошел в область раннего Света
И регентство наполовину взошедшего Солнца.
Из этих лучей родилась полная орбита нашего ума.
Назначенного Духом Миров
Медитировать с незнающими глубинами,
Прототипом ловкого Интеллекта
Уравновешенного пополам крыльями мысли и сомнения
Трудившегося непрерывно меж бытия скрытыми концами.
Дышала Тайна в подвижных действиях жизни;
Кормилица скрытая Природных чудес;
Она формирует жизни чудеса из грязи Материи:
И вырезает форму образцов вещей,
И устанавливает шатер ума в Просторе смутном, невежественном.
Хозяин - Маг меры и устройства
Что сделал вечность из повторяющихся форм
И мысли – зрителю странствующему
Назначил место на несознательной сцене.
На земле, волей этого Архи – Разума
Энергия бестелесная взяла одеяния Материи;
Протон и фотон служили Глазу образы творящему
Чтоб тонкие вещи изменить в физическом мире
И невидимое проявилось как форма
И неощутимое было почувствовано как масса:
Магия восприятия объединилась с искусством концепции
И одолжила интерпретирующее имя каждому объекту:
Идея была замаскирована в телесном артистизме,
И в странной мистификации закона атомного
Были созданы рамки, в которые чувство могло положить
Свою символическую картину вселенной.
Даже более великое чудо было сделано
Посредством света соединились силы тела,
Грезы и сон растения и древа,
Животного вибрирующее чувство, мысль в человеке,
К сиянию Луча всевышнего.
Умение это поддерживая право Материи думать
Прорубало чувствующие проходы в плоти для ума
И находило содержание для Несознания чтоб знать.
Предлагая свои малые площади и объемы слова
Для реальности, как символические замены,
Мумифицированный, мнемонический алфавит,
Помогал незримой Силе прочитать ее труды.
Сознание похороненное поднялось в ней
И ныне она грезит о себе, как о человеке пробужденном.
Но оставалась все еще Неведением подвижным;
И Знание пока не могло прийти и твердо ухватить
Это огромное изобретение выглядящее как вселенная.
Специалист логики жесткой машины
Навязывал душе свою искусственную жесткость;
Помощник изобретательного интеллекта,
Он резал Истину на удобные для управления кусочки
Чтоб каждый мог иметь свой рацион из мысли – пищи,
Затем, своим искусством заново строить Истины убитое тело:
Услужливый, фальшивый, точный робот
Заменил духа прекрасное видение вещей:
Полировальная машина делала работу бога.
Никто не находил истинного тела, его душа казалась мертвой:
Никто внутреннего взгляда не имел, что видит Истину как целое;
Все прославляли сверкающие заменители.
Затем, с тайных высот, вниз, нахлынула волна,
Бриллиантовый хаос бунтарского света;
Он вверх смотрел и видел слепящие вершины,
Он внутрь смотрел и пробуждал спящего бога.
Воображение звало свои сияющие отряды
Что осмеливались углубиться в неоткрытые сцены
Где все было таящимся чудом, которого еще никто не знал:
Поднимая свою прекрасную и волшебную голову,
Она сговаривалась с размышлением, вдохновения сестрой
Наполнить мыслей небеса мерцающим туманом.
Ошибка яркая бахромой окаймляла ризы таинственного алтаря;
Взрастала Тьма, баюкая мудрости оккультное солнце,
Миф знания, вскармливая своим блистающим молоком;
Младенец следовал от тусклых к лучистым грудям.
Работала так Сила, воздействуя на взрастающий мир;
Свое тонкое мастерство удерживая от полноценного сияния,
Лелеяло детство души и вымыслом кормила
В своем нектарном, сладком соке
Кормившим его незрелую божественность, гораздо более богатым
Чем основной продукт или сухая солома Разума пашни,
Которая нагромождала корм неисчислимых фактов,
Пища плебейская, в которой мы сегодня процветаем.
Так проливались вниз из царства раннего Света
Эфирные мысли в Материи мир;
Его златорогие стада собирались в земной каверне – сердце.
Его утренние лучи освещали глаза наших сумерек,
Его образования юные продвигали ум земли
Трудиться, грезить и воссоздавать,
И чувствовать прикосновение красоты, знать мир и себя:
Ребенок Золотой начал думать и видеть.
В тех ярких царствах располагаются передовые шаги Ума
Во всем невежественный, но жаждущий узнать все,
Там начинает свой медленный любознательный запрос;
Всегда исследуя, хватает окружающие формы,
Всегда надеется найти вовне величественные вещи.
Пылкий и мерцающий золотыми огнями зари,
Внимательный, живет на острие изобретения.
Но все же, что бы ни делал он – это уровень младенца,
Как если б космос был младенческой игрой,
Ум, жизнь – игрушки Титана–крохи.
Работает как тот, кто строит крепость – имитацию
Пока чудесным образом стабильную,
Построенную на песках, на побережье Времени,
Среди безбрежного моря оккультной вечности.
Великое Могущество выбрало маленький, острый инструмент,
Осуществлялась страстно напряженная игра;
Учить Невежество ее задача трудная,
Стартует ее мысль из изначальной Пустоты незнающей
Она сама должна узнать то, чему научит,
Знание пробуждая из его сонного логова.
Потому что к нам знание как гость не приходит,
Позванный в наши палаты из внешнего мира;
Обитатель и друг нашей тайной сути,
Спрятан за нашими умами, упавший спящим
Пробуждается медленно под порывами жизни;
Могучий демон несформированный лежит внутри,
Призвать, дать ему форму – это Природы задача.
Все было хаосом, смешением истины и лжи,
Среди Неведения глубоких туманов искал ум;
Он смотрел вовнутрь себя, но Бога не видел.
Промежуточная материальная дипломатия
Отвергала Истину, чтоб жить могли мимолетные истины
И Божество скрывала в вероучениях и догадках
Чтобы Мир – Невежество расти мог в неторопливой мудрости.
Это был беспорядок, созданный суверенным Умом,
Глядящий с мерцающего гребня в Ночь.
В ее попытках первых изменить Несознание:
Чуждые сумерки смущают ее лучистые глаза;
Ее стремительные руки должны научиться осторожному рвению;
Лишь медленное продвижение может вынести земля.
Но все же ее могущество было отлично от незрячего, земного
Принужденная творить инструментами к рукам приспособленным,
Изобретенными жизненной силой и плотью.
Земля все постигает, через сомнительные образы,
Она все узнает в потоках зрения опасных,
Маленькими огоньками, зажженными прикосновением ищущей мысли.
Не приспособлена к души прямому внутреннему взору
Она видит урывками и спаивает знания клочки,
Делает Истину девочкой – рабыней своей нищеты,
Исключая мистичное единство Природы
Режет на кванты и массу движущееся Все;
Для измерения она берет свое невежество.
В своем владении понтифик и пророк,
Величественная Сила со своим наполовину вставшим солнцем
Работала в ограничениях, но своим владела полем;
Благодаря привилегии мыслящей силы она знала
И требовала младенческого суверенитета зрения.
В ее глазах, хотя и окаймленных черной бахромой был свет,
Архангела взор, который знает, вдохновенный свои дела
И формирует мир в своем далеко-видящем огне.
В своей собственной области она не спотыкается не падает,
Но продвигается в ограничениях тонкой силы
Через которые Ум может шагнуть по направлению к солнцу.
Кандидат на высшее господство,
Она прорубала проход к Свету, через Ночь,
И не пойманного искала Всеведущего.
В три тела воплощенная, карликовая тройственность была ее самостью.
Первое, из трех наименьшее, но в конечностях сильное,
Низколобое, с квадратной и тяжелой челюстью,
Пигмейская мысль, нуждающаяся чтобы жить в границах
Вечно согбенная, чтобы ковать факты и форму.
Поглощена, заключена во внешнем зрении,
За свой стандарт берет надежное основание Природы.
Техник блестящий, примитивный мыслитель,
Кузнец, приковывающий Жизнь к колеям привычки
Послушный тирании грубой Материи,
Узник форм, в которых работает,
Себя привязывает к тому, что создает.
Раб фиксированной массы и абсолютных правил,
Он видит как Закон привычки мира,
Он видит как Истину привычки Ума.
В своей области конкретных событий и образов
Вращаясь в кругу изношенных идей
И вечно повторяя старые, знакомые действия,
Живет, довольствуясь простым и хорошо известным.
Он любит землю старую, что была его местом обитания:
Питая к переменам отвращение, как к дерзкому греху,
И недоверчивый к каждому новому открытию,
Лишь продвигается осторожно шаг за шагом,
И как смертельной бездны боится неведомого.
Своего невежества благоразумный казначей,
Он прочь бежит от авантюры, моргает на надежду славную,
Предпочитая вещей безопасную опору,
Опасной радости простора и высот.
Медлительные впечатления мира, на ум трудящийся,
Запоздало впечатываются почти неизгладимо,
Их нищетой, увеличивая свое достояние,
Воспоминания, старые, надежные – вот основной запас его:
Он видит абсолютным то, что чувство может ухватить:
Факт внешний считает как единственную истину,
Мудрость отождествляет с приземленным взглядом,
Вещи, давно известные и постоянно совершаемые действия
Для его обладания хватающего словно балюстрада
Безопасности на Времени ступеньках опасных.
Доверие к этому небес – установленные древние дороги
И неизменные законы, человек права не имеет изменить,
Священное наследство от великого мертвого прошлого
Или одна та дорога, что Бог для жизни сотворил,
Жесткая форма Природы никогда не менялась,
Часть огромной рутины вселенной.
Улыбка от Хранителя Миров
Послана вниз, от древнего Ума хранящего – Земле,
Чтобы все могло стать в своем застявшем, неизменном типе
И со своей мирской позиции больше не сдвигаться.
Кто-то это кружение видит, верный предначертанной задаче,
Неустанный в предназначении круга традиций;
В крушении и разложении офисов Времени
Хранит он плотную охрану пред стенами обычая,
Или в округе древней Ночи смутной
Дремлет на маленьких камнях внутреннего дворика,
И лает на каждый недружественный свет,
Как на врага, который мог бы в дом к нему вломиться,
Сторожевой пес дома духа обнесенного чувствами
Против захватчиков из Невидимого,
Кормящийся остатками от жизни и Материи костями
В своей конуре объективной уверенности.
И все же, за этим состоянием – космическая мощь:
Величие размеренное хранит свой план более обширный,
Непостижимое тождество ритм задает поступи жизни;
Неизменные орбиты звезд, бороздят инертный Космос,
И миллионы видов следуют единому, безмолвному Закону.
Огромная инертность – это защита мира,
Ведь даже в изменениях он сохраняет неизменность;
В инерцию революции погружается,
И в новом платье, свою старую возобновляет роль:
Энергия действует, стабильность есть ее печать:
На груди Шивы пребывает тот громадный танец.
Феерии дух пришел, следующий из трех.
Наездник горбатый на диком Красном Осле,
Поспешный Разум спрыгнул вниз львиногривый
Из Пламени великого, мистичного, что миры окружает
И своим страшным острием съедает сердце существа.
Оттуда протянулось пылающее видение Желания.
Тысячи форм несло, и принимало бесчисленные имена:
Множества нужда и неуверенности
Колола вечно, чтобы преследовать Единого
На неисчислимых дорогах, пересекая Времени просторы
Сквозь цепи нескончаемых различий.
Пылает в сердце каждого огнем неясным.
Мерцающее сияние на мутном потоке,
Огнем вздымалось к небесам, и опадало, поглощалось бездной и тонуло к аду;
Взбиралось, чтоб притащить Истину вниз, в грязь
И для нечистых целей использовало сияющую Силу;
Хамелеон огромный золотой, и голубой, и красный
Обращаясь в серого и черного, и буро-коричневого,
Голодный, он уставился, с пятнистой ветки жизни
Чтоб щелкнуть насекомых радостей, свою излюбленную пищу,
Нечистое пропитание в роскошном оформлении
Кормя страсть великолепную своих оттенков.
Огненная змея с хвостом из серой тучи,
Следующая размышляющая дрема за сверкающими мыслями,
Поднятая голова с множеством оттенков свисающих гребешков,
Облизывала знание дымным языком.
Водоворот, всасывающий в пустой воздух,
Основывался на вакансии колоссальных требований,
В Ничто рожденное в Ничто возвращающееся,
Однако, все время невольно направлял
По направлению к скрытому Нечто, что является Всем.
Пылко желая отыскать, и неспособный что-то сохранить,
Блестящая нестабильность была его знаком,
И ошибаться – его прирожденная наклонность, ответ его природный.
Однажды, преклоненный перед не рассуждающей верой
Он мыслил правдивым все то, что его собственным надеждам льстило;
Он лелеял золотые ничто, рожденные из желания,
И нереальное хватал для пропитания.
Во тьме он открывал светящиеся формы;
Всматриваясь в тень, повисшую в полу-свете
Он видел раскрашенные образы, нацарапанные в пещере Фантазии;
Или вращался в кругах ночи предположений
И в камеру воображения ловил
Яркие сцены обещания, удержанные вспышкой мимолетной,
Фиксировал в воздухе жизни стопы спешащих грез,
Хранил отпечатки прошедших Форм и Сил, капюшоны носящих
И вспышки – образы истин полу-зримых.
Полный желания прыжок, чтобы схватить и овладеть
Не возглавляемый ни разумом, ни видящей душой
Был его первым естественным движением и последним,
Чтоб невозможного достичь, жизненную силу расточал:
Прямые, ясные дороги презирал, бежал изгибами блуждающими
И оставлял то, что завоевал, ради еще не испытанных вещей;
Видел нереализованные цели, как сиюминутную судьбу,
И пропасть выбирал, для своего прыжка по направлению к небесам.
Его система – авантюра в жизненной игре,
И принимал удачливые прибыли, как результат надежный;
Ошибка не в состоянии обескуражить его самоуверенный вид;
Не ведая всей глубины закона бытия дорог,
И неудача не в состоянии замедлить его феерической хватки;
Единственный шанс оправдывал все остальное.
Попытка, не победа, была очарованием жизни.
Неуверенный победитель, ставок ненадежных,
Инстинкт – мать его, жизненный ум – прародитель,
Бежит в этой гонке, приходит последним иль первым.
И все же его труды были не напрасны, ни малы и полностью законны;
Он вскармливал часть силы бесконечности
И создавать мог возвышенные вещи, какие его воля пожелает;
Страсть схватывала то, что спокойный разум упускает.
Внутренний взгляд импульса пролег прыгающей хваткой
На небеса, которые в ослепительной дымке скрывала высокая Мысль,
Улавливал мерцания, что проявляло таящееся солнце:
Он пробовал пустоту и находил там сокровище.
Полу-интуиция озаряла его чувства;
Бросал трезубец молний и попадал в невидимое.
Видел во тьме и рассеяно моргал на свету,
Неведение было его полем и неизвестное – призом.
Из всех этих Сил, последняя была самая могучая.
Прибыла позже из далекого уровня мысли
В избранный иррациональный мир Случая
Где все ощущалось грубым и делалось слепо,
И все же бессистемность казалась неизбежной,
Пришла Разумность, приземистая, божественная мастерица,
К своему узкому дому на острие Времени.
Адепт чистых изобретений и проекта,
С задумчивым лицом закрытым, внимающими глазами,
Она заняла свое устойчивое и постоянное место,
Сильнейшая, мудрейшая из троллеподобных Трех.
Вооруженная своими линзами, линейкой и щупом,
Она глядела на предметную вселенную
На множества, что в ней живут и умирают,
И на тело Пространства, и на убегающую душу во Времени,
И взяла в свои руки и землю и звезды
Чтоб попытаться что-то сделать из этих странных вещей.
В своем трудящемся, целеустремленном уме,
Изобретая свой чертеж реальности
И геометрические кривые графика – времени,
Она множила свои отрезки Истины:
Нетерпеливая к загадке, неизвестному,
Не терпящая беззакония и исключительности,
Навязывающая осуждение проявлению Силы,
Навязывающая ясность непостижимому,
Она стремилась заключить мистичный мир в объятия правил.
Она не знала ничего, но надеялась познать все вещи.
В областях темных подсознания однажды опустевших от мысли,
Ниспосланный Разумом всевышним
Чтоб бросить луч свой на неясные Просторы,
Несовершенный свет ведущий ошибающуюся массу
Силой чувства, идеи и слова,
Она выкапывается из Природного процесса, субстанции, причины.
Всю жизнь гармонизировать контролем мысли,
Она с огромным напряжением пытается еще;
Невежественная во всем, кроме своего ищущего ума,
Она пришла, чтоб от Неведения мир спасти.
Суверенная труженица, на протяжении веков
Блюдущая и возобновляющая все что есть,
Уверена в себе, она взяла гигантскую ношу.
Там, низко наклоненная, сидит могучая фигура,
Склонившись под дуговыми лампами своей домашней фабрики
Среди стука и звона своих инструментов.
Серьезный взор в ее созидательных глазах
Принуждая пластичное вещество космического Ума,
Она устанавливает жесткое изобретение своего мозга
В образец внешней неподвижности:
К космическому требованию немому безразлична,
Не сознающая такие тесные реальности,
Той несказанной мысли, безголосое сердце,
Она сгибается, чтобы ковать свои кредо и железные кодексы
И стальные структуры, чтоб жизнь заточить
Модели механические всех существующих вещей.
Для зримого мира, она прядет задуманный мир:
Она прядет жесткие, но невещественные нити
Сквозь газовую ткань словесной паутины абстрактной мысли,
Свои системы сегментарные Бескрайнего,
Свои теодицеи и космогонические карты (схемы оправдывающие существование Бога)
И мифы, которыми она необъяснимое разъясняет.
Волей помещает в тонком воздухе ума
Словно карты в школе интеллекта висящие,
Широкую Истину, втискивая в узкую схему,
Свои бесчисленные воюющие строгие философии;
Из Природного тела феномена
Она вырезает острым лезвием Мысли жесткие линии,
Подобно рельсам для силы Мирового Мага, бегущей по ним,
Своей науки абсолютной и точной.
Но огромных и голых стенах, незнания человеческого
Она писала вокруг глубоких и немых иероглифов Природы
Ясным демотическим стилем
Обширную энциклопедию своих мыслей;
Алгебру знаков своей математики,
Свои числа и формулы непогрешимые
Она возводит, чтоб вывести вою сумму вещей.
Бежит во все стороны, как будто в космической мечети
Прослеживая стихи писаний своих законов
Затейливый орнамент узорчатых арабесок,
Искусство ее мудрости, мастерство ее преданий.
Это искусство, мастерство, единственная ее опора.
В ее трудах высоких беспримесного интеллекта,
В ее отвержении ловушки чувств,
Стен разума крушение там не наступает,
Не прыгает рассекая воздух вспышка абсолютной силы,
И нет зарницы света, небесной убежденности.
Миллион лиц носят ее знание здесь
И каждое лицо увенчано тюрбаном сомнения.
Ныне все под вопросом, все сводится к ничто.
Когда то монументальная в своем массивном ремесле
Ее великие и древние писания исчезают
И на их месте стартуют точные, эфемерные знаки;
Это постоянное изменение детализирует прогресс в ее глазах:
Ее мысль – это бесцельный, бесконечный марш.
Там нет вершины, на которой она может встать
И единым взглядом окинуть Бесконечности целое.
Игра неубедительная – это Разумности труд.
Любая сильная идея может использовать ее как свой инструмент.
Принимая каждое задание, она защищает свой случай.
Открытая каждой мысли, она не может знать.
Извечный Адвокат восседал как судья
В доспехи логики неуязвимые облачены
Тысячи бойцов за Истины завуалированный трон
Установленный на высоком седле аргумента
Что б скрещивать всегда словесные пики
В турнире издевательском, где выиграть никто не может.
Исследуя содержание мысли своими негибкими тестами
Уравновешена она сидит в пустой, просторной атмосфере,
Чиста и отчужденна в своей безучастной позе.
Ее суждения кажутся абсолютными, но ни одно не бесспорно;
И Время отменяет все ее вердикты в апелляции.
Хотя, подобно солнечным лучам в нашем тлеющем уме
Ее знание притворяется упавшим с чистых небес,
Эти лучи – освещение фонаря в Ночи;
Она бросает мерцающую одежду Неведения.
Но потеряла ныне свое старое, суверенное требование
Чтоб управлять высокой областью ума в своем праве абсолютном,
Чтоб мысль сковать логики коваными, непогрешимыми цепями
Иль видеть истину нагой в яркой, абстрактной дымке.
Раб и хозяин явного феномена,
Она путешествует по дорогам ошибающегося взгляда
Иль смотрит на установленный механистичный мир,
Сконструированный для нее, ее же инструментами.
Вол, запряженный в повозку доказанного факта,
Тащит она огромные баулы знания сквозь прах Материи
Чтобы достичь полезности огромного базара.
Подмастерье, она взросла до труженика старого;
Помогающее чувство – арбитр ее исканий.
Сейчас она использует как пробный камень.
Как если бы она не знала, что факты – это правды шелуха,
Ту шелуху она хранит, суть отбрасывая в сторону.
Древняя мудрость угасает в прошлом,
Вера эпох становится историей праздной,
Бог покидает проснувшуюся мысль,
Старая, отброшенная греза боле не нужна:
Она лишь ищет ключи механической Природы.
Интерпретируя камнеподобные, неизбежные законы
Она копает в покрывающей, тяжелой почве Материи,
Чтоб вырыть процессы действующие всех вещей.
Загруженная, огромная машина работающая сама по себе появляется
Перед ее нетерпеливым, восхищенным взором,
Замысловатое и бессмысленное устройство
Судьбоносного, стройного и неизменного Случая:
Изобретательное, тщательное и подробное,
Грубое, несознательное и точное устройство
Развертывает безошибочный марш, наносит карту уверенной дороги;
Планирует не размышляя, без воли действует,
Без всякой цели служит миллионам целей
И строит рациональный мир, без всякого ума.
Не имеет ни двигателя, ни творца, ни идеи:
Обширные труды самостоятельные без причины;
Энергия безжизненная непреодолимо ведущая,
Голова Смерти на теле Необходимости,
Порождает жизнь и сознание родителя,
Затем удивляется, почему это сталось и откуда пришло.
Наши мысли – это части огромной машины,
Наши раздумья – порождение Материи закона,
Предание мистики было фантазией иль слепотой;
Мы не нуждаемся теперь в душе иль духе:
Материя – есть превосходная Реальность,
Несомненное, явное чудо,
Суровая правда вещей, простая, единая, вечная.
Самоубийственная, стремительная растрата
Создающая мир мистерией само – растворения
В пустынное пространство излила раздробленные работы;
Позднее, разрушающая самость Сила
Сожмет огромное распространение, то что отворила:
Затем, заканчивая тот могучий и бессмысленный труд,
И как и прежде Пустота останется нагой, как прежде.
Так доказанная, коронованная, новая величественная Мысль
Объясняла мир, его законами овладевала,
Прикасаясь к безмолвным корням, будила скрытые, потрясающие силы;
К служению обязывала бессознательных джиннов
Что спят не нужные в Материи невежественном трансе.
Все было точно, жестко, несомненно.
Но когда, на скале Материи эпох было заложено
И застыло, ясно обтесанное, надежное,
Обратно все рассыпалось в океане сомнений;
Эта прочная схема растворилась в бесконечном потоке:
Встретила она бесформенную Силу, изобретателя форм;
Внезапно споткнулась она о неожиданные вещи:
От неоткрытой Истины молния
Ее глаза вспугнула, осложняющей вспышкой
И рыла бездну между Реальным и Известным
Пока все ее знание не стало казаться невежеством.
И снова мир стал удивительной паутиной,
Магическим процессом в магическом пространстве,
Уму непостижимых чудесных глубин
Источник которых, терялся в Невыразимом.
В крушении ценностей, в огромной роковой аварии,
В грохоте разрухи ее разбивающегося труда
Она потеряла свой ясный, хранимый, сконструированный мир.
Остался танец квантов, раскинувшийся случай
В гигантском проходящем вихре Энергии:
Движение непрерывное в неограниченной Пустоте
Изобретало формы, без мысли и без цели:
Необходимость и Причина были бесформенными гостями;
Была Материя инцидентом, в существования потоке
Закон – привычкой, работающей от и до, силой слепой.
И не имели основания ни системы, ни этика, ни идеалы
И вскоре рушились, или без санкции жили;
Все росло хаотично, тяжело, в борьбе и столкновении.
Идеи воюющие, яростно кидались на жизнь;
Давление жесткое анархию подминало
Свобода была лишь эфемерным именем:
Творение и разрушение, вальсировали взявшись за руки
На груди трепещущей и разрываемой земли;
Все в мире танцевало в хороводе Кали.
Так спотыкалась, падала, брызгами в пространстве разносясь,
Хватаясь за опору, почву, чтобы встать,
И видела она лишь тонкий, атомный Простор,
Распыленные, редкие точки – субстанцию вселенной
В которой плывет солидный лик проявленного мира.
Там был один процесс событий
И изменение Природы, пластичное и многоликое,
Сильное Смертью, чтоб убивать или создавать,
Остался один шанс, чтоб здесь смогла быть сила
Чтоб дать свободу человеку, от старых неадекватных мнений
И суверенитет его оставить на земной сцене.
Чтоб Разум мог схватить Силу изначальную,
И управлять ее машиной на Времени дорогах.
Тогда все сможет послужить нуждам думающей расы,
Абсолютное состояние найдет порядок абсолютный,
К стандарту совершенства обрежет вещи все,
И совершенно точную машину построит в обществе
Тогда, здравый смысл и наука, не беспокоясь о душе,
Смогут разгладить спокойно униформу мира,
Искания вечные насытят истинами внешними,
И образец мышления навяжут уму,
На грезы Духа налагая логику Материи
Благоразумное животное желая сотворить из человека,
Из его жизни – симметричную структуру.
Это было бы вершиной Природы, на глобусе малоизвестном,
Величественный результат труда долгих эпох,
Земная эволюция – коронована, и миссия ее – достигнута.
Так быть могло бы, если б дух остался спящим;
Тогда бы человек мог отдыхать, и наслаждаться мирной жизнью,
Природы Господин, который был ее рабом когда-то,
И беспорядок мира в Законе запечатлевший, -
Если только Жизни зловещее сердце не восстанет бунтуя,
И если Господь внутри не изыщет величественней плана.
Но много – образна Душа пространства;
Прикосновение может дать альтернативу недвижному фасаду Рока.
Может придти внезапный поворот, дорога появиться.
Ум более великий, сможет увидеть величественней Правду,
Иль сможем мы найти, когда все остальное опустится в бессилии
Спрятанный в нас ключ безупречной перемены.
Из почвы восходя, где наши дни крадутся,
Сознание Земли может обвенчаться с Солнцем,
Наша смертная жизнь – лететь на крыльях духа,
Наши мысли конечные – с Бесконечностью общаться.
В сияющих царствах встающего Солнца
Является рождением все в силе света:
Все деформированное здесь, там сохраняет свою радостную форму,
Здесь все разделено и смешано, там – чисто и едино;
Но все есть проходящий шаг, момента фаза.
Пробужденная к величественной Истине, вне своих дел
Посредница сидит и видит свои труды объединяющие,
И ощущает чудо в них и силу
Но силу ведает за ликом Времени:
Она задачу выполняет, повинуясь дарованному знанию,
Ее глубокое сердце тосковало по идеальным, великим вещам
Из света глядела к свету более обширному:
Блестящий край, вокруг нее возведенный, сужал ее силу;
Верная своей ограниченной сфере, она трудилась, но знала
Что ее высочайшее, широчайшее видение было полу копанием,
Ее деяния мощнейшие – проходом или стадией.
И не для Разума было создано творение
И не Разумом могла быть зрима Истина
Которую, через завесу мыслей и чувств экран,
С трудом взор духа мог уловить,
Затемненный несовершенством наших представлений
Маленький Ум привязан к вещам малым:
Но его чувство есть касание духа, направленное вовне,
Полу пробужденного в мире Несознания темного;
Он ощущает из своих существований, своих форм
Как тот, кто будучи оставленным в невежественной Ночи на ощупь шарит.
В этой маленькой форме новорожденного ума и чувства
Желание – это крик детский сердца, которое криком взывает о блаженстве,
Рассудок наш – лишь искусника игрушка,
Творящий правила, в странной, запинающейся игре.
Но она знала своих помощников – карликов, чей взгляд уверенный
Ограниченную перспективу принимал за далекую цель.
Тот мир, что сделала она – промежуточный отчет
Странника по направлению к полу найденной правде в вещах
Двигающихся между незнанием и неведением.
Ибо ничто не известно, пока что-то остается сокрытым;
Является Истина знанием, когда видимо все.
Привлеченная Всем, что на деле Одно,
Она стремится к более возвышенному свету чем собственый;
Спрятанное ее культами и кредо она замечает мимоходом Божественный лик:
И узнает, что до сих пор нашла лишь форму, оболочку
Но постоянную надежду лелеет его увидеть в своем сердце
И ощутить его тело реальности.
И все же маска там, а не лицо,
Хотя вдруг иногда два скрытых глаза появляются;
Рассудок не может сорвать ту мерцающую маску,
Ее усилия лишь заставляли ее мерцать все больше;
Связала она Неразделимого в связку;
Найдя свои руки слишком малыми, чтоб удержать широкую Истину
Она знание разбивает на чуждые части
Иль вглядывается сквозь нависшие облака за исчезнувшим солнцем:
Она глядит, не понимая, что она видит,
Сквозь замкнутые образы конечных вещей
Бесконечности мириады аспектов.
Однажды Лицо должно сквозь маску просиять.
Невежество наше – есть куколка Мудрости,
Наши ошибки венчают знание новое на своем пути,
Тьма – есть света зачерненный узел;
Рука об руку танцует Мысль с Незнанием
На серой дороге, что стелется по направлению к Солнцу.
Даже когда ее пальцы возятся с узлами,
Которые переплетают их в своем странном партнерстве,
В мгновения своей борьбы семейной
Иногда врываются вспышки озаряющего Огня.
И даже здесь поныне есть величественные мысли, что бродят одиноко:
Вооруженные они приходят непогрешимым словом
Введенные интуитивным светом,
Что является санкцией из Божественных глаз;
Глашатаи отдаленной Истины, они пылают
Прибывая с края вечности.
Из бесконечностей огонь придет,
Величественный Гнозис будет покровительствовать миру
Перейдя от некоего далекого всеведения
В лучистые моря из спокойного сосредоточения Одного
Чтоб осветить сердце глубокое себя, вещей.
Вневременное знание, принесет Уму
Свою цель жизни, Неведению – его завершение.
А свыше, в безветренной высокой стратосфере,
Затеняя, карликовая троица,
Жила, претенденты на безграничное Запредельное,
Пространства пленники, огороженные конечными небесами,
В непрестанном круговороте часов
Стремящиеся к вечности ясным дорогам,
Из положения своего высокого, смотрели вниз, на этот мир,
Два солнцеглазых Демона свидетельствующие все, что есть.
Сила поднять мир отстающий,
Верхом скользила, безусловная, огромная высококрылая Жизнь – Мысль
Ступать по твердой неизменной почве не привычна:
Приученная к синей бесконечности,
Парила в залитом солнцем небе и в воздухе насыщенном звездным светом;
И видела вдали недостижимый дом Нетленного
И слышала вдали голоса Богов.
Разрушительница святынь и Времени твердынь,
Превосходящая ограничения и нормы,
Мыслями светила, что сияют сквозь столетия
И побуждала действовать сверхчеловеческую силу.
Настолько далеко, как самолет ее «Я» в состоянии пролететь,
Посещая будущее в великих сверкающих рейдах
Склонна задумывать, и неспособна достигать,
Она чертила свою концепцию – карту и видение – план
Слишком большой для строения смертного Пространства.
В просторе, за пределами, где нет для ног опоры,
Создатель Идей бестелесных,
Бесстрастный к крику жизни или чувства
Беспримесный Ум – Мысль обозревал космическое действо.
Архангел белого, трансцендентального королевства,
С высот уединенных, которые светились
В отдаленной и пустой атмосфере, видел мир.
Конец песни десятой.
|
