Песнь одиннадцатая. Царства и Божества более великого Ума.
Исчезли там границы трудящейся Силы.
Но бытие и творчество не прекратились там.
Ибо Мысль превосходит круги смертного ума,
Этот более великий, чем земной инструмент:
Божество, втиснутое, в тесное пространство ума,
Высвобождается в любую сторону, где есть какой-либо простор
Который служит проходом в бесконечность.
И вечный, двигается по полю духа,
Бегущий за отдаленным, духовным светом,
Дитя и слуга духовной силы.
Но ум так же падает обратно с безвестных пиков.
Простерлось его существо за пределы взора Мысли.
Ибо дух не сотворен и вечен,
И не от размышления было его величие рождено,
И не от размышления может знание прийти.
Знает себя и живет в себе,
И движется без мысли или какой-то формы.
Установлены стопы его на конечных вещах,
И эти крылья могут осмелиться пересечь Бесконечное.
Входя в его знания удивительное пространство
Великих и чудесных встреч зовущих его стопы,
Где Мысль узнавала Видение вне мысли
И мир формировала из Немыслимого.
На пиках воображения недосягаемых,
В горизонтах неустанного взора,
Под голубой вуалью вечности
Великолепия были зримы идеального Ума,
Протянувшиеся через границы известных вещей.
Источник той малости, чем мы являемся.
Инстинкт с бесконечно большим, чем мы должны быть,
Всего того опора, что сила человеческая ставит,
Надежд Создатель, не реализованных землей.
Он протянулся за пределы вселенной расширяющейся;
Крылья его за пределами Грезы,
И превышают потолок подъема жизни.
В светящейся сфере, не связанной Мыслью пробужденный,
Открытый к всезнающим бесконечностям,
В наш мир он направляет свои великие и венценосные влияния,
Скорость, что превосходит прогулку легкую часов,
Силу, что через Время шагает непобедимо
Свои могущества, которые мостом соединяют Бога с человеком,
Свой свет, что бьется с Невежеством и Смертью.
В своем обширном влиянии Идеального Пространства
Где красота и мощь гуляют рука об руку,
Истины Духа принимают форму как Божества живущие
И каждый может строить мир по своему собственному праву.
В воздухе, который не может быть отмечен ошибкой иль сомнением
Стигматами своей деформации,
В общении с уединением размышляющим
Истины, что видит в безошибочном свете
Где взгляд не запинается и не блуждает мысль,
Свободные от непомерной таксы слез,
Его создания светящиеся в грезе взирают
На идеи, что населяют Вечность.
В сиянии солнечном радости и абсолютной силы
Над троном Идеала Повелителя
В периодах спокойного счастья,
В областях просвещенной уверенности.
Те области далеки от нашего труда, стремления и зова,
Правление совершенства и почитаемых святынь
Закрыто для неуверенных мыслей ума человека,
Отдалено от пыльной походки смертной жизни.
Но поскольку наши тайные самости есть ближайшее родство,
Дыхание, не достигнутой божественности
Посещает несовершенную землю, на которой мы трудимся;
Пересекает смехом золотым мерцающий эфир,
И падает на наши досадные, неудовлетворенные жизни,
Из миров идеальных снисходит мысль
И даже здесь нас побуждает к моделированию заново
Некого образа своего величия, призыва
И чуда за пределами смертной надежды.
Среди тяжелого однообразия дней
И противоречия человеческого закона,
Вера, в те вещи, которых нет, и быть должны
Живет товарищем тех миров боли и восторга,
Дитя тайной души запретного желания
Рожденное от их любви с вечностью.
Из окружения своего, на волю прорываются наши души;
Будущее несет свое лицо близкого чуда,
Божественность глядит на нас глазами настоящего;
Дела, что полагались невозможными, становятся природными;
Мы ощущаем бессмертие героя;
Сила и доблесть, которых смерть не в состоянии коснуться
Пробуждаются в членах, что смертны, в сердцах, что унылы;
Мы движимы быстрым импульсом воли
Что презирает плетение медленное смертного времени.
Подсказки те приходят не из чуждых сфер:
Мы сами граждане этой Страны родимой,
Авантюристы, мы колонизировали ночь Материи.
Но ныне, наши права иссякли, пусты наши паспорта;
Живем мы, самоизгнанные из нашего небесного дома.
Скитающийся луч из бессмертного Ума
Принявший слепоту земли и ставший
Нашей человеческой мыслью, слугой Невежества.
Изгнанник, труженик на этом ненадежном земном шаре
Схвачен и управляем незнающей хваткою Жизни,
Закрыт неясной клеткой и вероломным нервом,
Грезит о состояниях более счастливых и благородных силах,
Естественной привилегией богов непадших,
И вспоминающий пока свой старый, потерянный суверенитет.
Среди земного дыма и тумана, трясины и камня
И помнит пока еще свою возвышенную сферу
И высокий город своего великолепного рождения.
Подкрадывается память, из Истины утерянных небес,
Подходит близко широкое освобождение, и призывает Слава,
Снаружи мощь взирает и счастье отчужденное.
В чарующих пассажах завуалированного света
Блуждая, самости сверкающая тень,
Этот быстрый, неуверенный лидер слепых богов,
Хранитель светильников малых, этот министр – крепостной
Нанятый телом и умом, для земной работы
Свою работу забывает среди реальностей жестоких;
И возвращает вновь себе отобранное императорское право,
И снова одевает пурпурные одежды мысли
И мнит себя царем, провидцем Идеалов,
Пророком и посредником Нерожденного,
Наследником восторга и бессмертия.
Все вещи там – реальны, что здесь всего лишь грезы,
В наших спящих, неведомых глубинах, дремлет их истины запас,
На наших недостижимых высотах они правят, и к нам приходят
В мысли и раздумья, с собой неся мантии света
Но наша карликовая воля, и прагматичное чувство холодное,
Не признает посетителей небесных:
Нас ожидающих на вершинах Идеала
Или хранимых в наших тайных сущностях незримых,
Все же иногда вспышкой пересекают пробужденную душу,
От наших жизней, скрывая свое величие, красоту и мощь.
Наша реальность иногда ощущает их королевское прикосновение,
Наше грядущеее стремится к озаренным тронам:
Они взирают пристально из духовной таинственности,
Бессмертные шаги эхом отдаются в коридорах ума:
Наши души могут возвыситься к сияющим планам,
Дыхание, из которого они пришли, может быть нашим домом,
Вновь обрел свою привилегию зрения, не отбрасывающего тени
Мыслитель, вошедший в бессмертную атмосферу
И вновь припал к мощному и чистому истоку.
Неизменный, в покое ритмичном и радости
Он видел, суверенно свободный в безграничном свете,
Неохваченные планы, миры, сотворенные мыслью,
Где Знание возглавляет действие
И Материя сотворена из мыслящей субстанции,
Чувство – райская птица, балансирующая на крыльях грезы,
Отвечает Истины зову, как голосу родительскому,
Светящиеся формы вылетают из всеформирующего луча
И воля – Богов сознательная колесница,
И жизнь, великолепный поток размышляющий Силы,
Несет голоса мистичных Солнц.
Это приносит счастье шепчущей истины;
Бегут в своих потоках размягчая медом грудь Пространства
Смех из бессмертного сердца Блаженства,
И безразмерная Радость безвременья,
Звук бормотания Мудрости в Неведомом,
Дыхание незримой Бесконечности.
В мерцающем воздухе аметистовой ясности
Раскованный и всемогущий дух Ума
Размышлял на голубом лотосе Идеи.
Золотое всевышнее солнце вневременной Истины
Вниз проливало мистерию извечного Луча
Сквозь тишину вибрирующую словом Света
Над бесконечным океаном открытия.
Далекие он видел, соединяющиеся полусферы.
На гребне медитации транса
Великие ступени мысли взобрались к нерожденным высотам
Где Времени последний край коснулся вечности небес
И говорит Природа абсолюту Духа.
Область тройственная упорядоченной мысли шла первая,
Начало малое огромного восхода:
Выше были эфирные сияющие, небеса ума
Заполненные и бесконечный взлет как если б небо сжимало небо
Противостояло против Пустоты на бастионах света;
Стремление высочайшее к соседствующей вечности,
Величайшее расширялось в бесконечность.
Хотя бессмертные, могучие, божественные,
Но те первые царства были близки к человеческому уму;
Те божества форму придают нашим великим дорогам мысли,
Часть мощи их, может быть нашей:
Широты те не были обширны слишком, для достижений наших душ,
Высоты те, не слишком высоки, для человеческой надежды.
Тройной пролет вел к этому тройственному миру.
Хотя крутой для поступи привычных сил,
Своею склонностью в верх устремленной глядит на равновесие земное:
На склоне не слишком крутом и обрывистом
Мог повернуть обратно, шагая по глубоким, нисходящим линиям
Чтобы общаться с вселенной смертного.
Могучие смотрители восходящих ступеней
Которые ходатайствуют со все творящим Словом,
Там ожидают пилигрима, небесами связанную душу;
Владея тысячью ключей от Запредельного
Они предлагали свое знание восходящему уму
И наполняли жизнь необъятностью мысли.
Пророк – иерофант оккультного Закона,
Пламенеющие ярко иерархии божественной Истины,
Интерпретаторы меж человеческим умом и Богом,
Они несут огонь бессмертный смертным людям.
Радужные, невидимое воплощая,
Стражи сияющих ступеней Вечного
Пред Солнцем встали в лучезарных фалангах.
Они казались издали символическим, образным миром,
Освещенным оригиналом затененного почерка
В котором взгляд наш воспринимает идеальный Луч,
Или иконами изображающими мистическую Правду,
Но в приближении – Богами, живыми Присутствиями.
Марш фризов был отмечем нижними ступенями;
Фантастично украшены и роскошно малы,
Они прибежище имели для смысла всего мира,
Символизируя минуты радости своего совершенства,
Странные звери, что были Природными силами, ожили
И пробудились к чуду собственной роли,
Человек рос как образ олицетворяющий Бога
И объекты прекрасной монеты царства Красоты;
Но те широкие ландшафты различным уровням служили.
Пред восходящим богопроявлением
Наслаждающиеся Миром – Временем, фавориты Мира – Блаженства,
Хозяева действительных вещей, лорды часов,
Друзья по играм юной Природы и Бога – ребенка,
Творцы Материи, скрытые давлением Ума
Чьи тонкие мысли поддерживают несознательную Жизнь
Ведут фантазию грубых элементов,
Стояли там, раса юных богов остроглазых,
Королевские дети, рожденные на раннем плане Мудрости,
Учились в ее школе мистической игры творения мира.
Архимасоны извечного Мага,
Литейщики и измерители фрагментарного Пространства,
Они создавали свой уровень сокрытого и известного,
Обитель для невидимого короля.
Повинуясь глубокой команде Извечного
Они построили фасад вещей материальных
В котором был детский сад мировой юных душ,
Где дух младенческий учится через чувства и ум
Читать письмена космических букв
И изучает тело космической самости
И ищет тайное значение Всего.
Они дают форму всему, что замышляет Дух;
Преследуя Природу в настроениях зримых
Они склоняют конечные формы к бесконечным вещам.
Влияние любое, что проявляется из Непроявленного
Покидая величие Вечного покоя,
Они хватают и хранят своим точным оком
И делают участником космического танца.
Ее каприз свободный они ограничивают Законами ритма
И принуждают принять нужную позу и ряд
В волшебстве вселенной упорядоченной.
То Все-содержащее содержалось в форме,
Единство нарезалось на измеряемые единицы.
Безграничное выстраивалось в космическую сумму,
Нескончаемый Космос был втиснут в кривую,
Неделимое Время поделено на малые минуты,
Чтобы хранить надежно, бесконечно малое, собрано в массу,
Мистерия Бесформенного брошена в форму.
Своим непревзойденным мастерством для пользования
Задумали магичную последовательность чисел и чары знаков,
Уловлены были чудесные потенции дизайна,
Заполненного значением и красотой,
И определяющим мандатом взгляда своего
Образ и качества объединились уравнявшись
В неразрывной идентичности.
На каждом событии они ставили штамп своих кривых Закона
Своего доверия и ответственности, обремененных обстоятельством;
Свободного и божественного инцидента более
В каждом моменте они не желали, иль приключения души,
И удлиняли ограничения судьбы мистическую цепь,
Предвиденную линию неизменного плана,
Еще на один шаг вперед в длинном марше Необходимости.
Период был установлен для каждой жаждущей Силы
Сдерживающий ее волю монополизировать мир,
Колея бронзовая предписана для силы и действия
И каждому моменту показано предписанное место
Определяя неизменно в спираль
Огромную Времени петлю, бегущую от вечности.
Их мысли неизбежные, словно звенья Рока
На проявление налагались и на молниеносную гонку ума
И на случайный, хрупкий, жизненный поток
И на свободу атомных вещей
Неизменную причину и непреклонное следствие.
Идея отдала бесконечность гибкую
К которой была рождена, и теперь взамен прослеживала
Малые, отдельные шаги, цепи трудов в сюжете
Когда-то бессмертная, а ныне связанная рождением и концом,
Оторвана от своего прямого и безошибочного зрения,
Было воссоздано знание из кирпичей заключения
В отвердевшее, преходящее тело;
Так ограничен этот рост, но не прекращен и не разрушен
И новому, мыслящему телу, оставляло место свое.
Кабина Бесконечности для большеглазых серафимов Мыслей
Была закрыта преградой перекрестной законов мировых
И аркой горизонта резко оградило
Видение радужное Невыразимого.
Рабом часов был сделан безвременный Дух;
Безграничный был брошен в темницу рождения
Чтоб сделать мир таким, чтоб Ум улавливать мог и управлять.
На земле, что смотрела на тысячи солнц,
Что созданы могуществом растущим господ Природы
И в глубинах Материи, освещенных душой
Они привязывали к дате и норме, конечным представлениям
Мистично – миллионное движения Единого.
Свыше стояли ряды тонкой расы архангелов
С большими веками и взглядами, что искали незримое.
Сиял свет освобождающего знания
Пересекая бездну тишины в их глазах;
Они жили в уме и правду знали изнутри;
Взор протянув и сосредоточив в сердце
Могли проникнуть за экран последствий Времени,
И жесткий образец и форму видимых вещей.
Все то, что избегало узкой петли концепции
Зрение описывало и цепляло; их видящие мысли
Насыщались в пустотах, оставленных ищущим чувством.
Высшие архитекторы возможности
И инженеры невозможного,
Математики бесконечностей
И теоретики непознаваемых истин,
Они формулируют постулаты загадки
И к видимым мирам присоединяют неведомое.
Прислужники, они ожидают вневременную Силу,
Исследуя цикл ее трудов;
Минуя изгородь бессловесной приватности
Их ум проникнуться мог ее умом оккультным
И диаграмму вычертить ее секретных мыслей;
Они читают шифр и цифры, что запечатала она,
Все ее планы охраняемые они копировали,
Ибо каждый поворот ее мистического курса
Обозначал смысл и неизменное правило.
Невидимое в зримое взрастало в учащихся глазах,
Была объяснена огромная схема Несознания,
Дерзкие линии были прочерчены на Пустоте;
И Бесконечное было сведено до куба и квадрата.
Аранжируя символ и значение,
Прослеживая кривую трансцендентной Силы,
Они формулировали каббалу Закона космического,
Та линия балансирующая открывала технологию Жизни
И структурировала ее магию, мистерию ее.
Навязывая схемы знания Простору
И зажимая в силлогизмы конечной мысли
Свободную логику бесконечного Сознания,
Разбирали на части скрытые ритмы танца Природы,
Сюжет критиковали драмы тех миров,
Делали фигуру и номер ключом ко всему что есть:
Психоанализ космической Самости
Прослеживал, добывал секреты и читал
Неизвестную патологию Уникального.
Была оценена система возможного,
Риск разбегающихся вероятностей,
Чтоб подсчитать для Сущего неисчислимую сумму,
Чертились логарифмические таблицы Необходимости,
И в схему подставлено тройное действие Единого.
Лишенное вуали, внезапное, незримое множество
Сил, летящих вихрем из ладоней Шанса
Казалось повинуется некоему обширному императиву:
Их путаные побуждения трудились из единства.
Читала мудрость их собственные умы, неведомые им,
Их анархия стучалась в формулу
Из их гигантской случайности Силы,
Следуя привычке своих миллионов путей,
Различая малейшую линию и штрих
Скрытого, неизменного проекта,
Из хаоса настроений Незримого
Извлекал вычисление Предназначения.
В той яркой гордыне вселенского предания
Умственное знание превзошло Всезнающего силу,
Орлиными крыльями могуществ Вечного
Удивленные в своих бездорожных эмпиреях
Склонились из своих вершин, чтоб быть на побегушках Мысли:
Каждый Бог затаенный настаивал, чтоб форму проявить,
Обозначенную его движениями, разрешенными в игре Природы,
Делал зигзаг в шахматном движении Воли
Пересекая доску игровую космического Рока.
В широкой цепи шагов Необходимости
Предсказан каждый поступок Бога, мысль,
Их ценность выверена бухгалтером Умом,
Проверена в его математическом всевластии,
Потерян чуда божественный аспект
И был числом в космической сумме.
Могучей Матери прихоти и настроения вспыхивающие
Поднялись из ее все мудрого, непослушного восторга
В свободе своей сладости и восторженной груди,
Лишились чуда своего и были прикованы к причине и цели;
Идол из бронзы занял место ее мистической формы
Что улавливает движения просторов космических,
В точно схваченном идеальном лице
Были забыты отпечатки сонные ее ресниц
Несущие в своем изгибе бесконечность грез,
Утрачено ее глаз влекущее чудо;
Нахлынувшие волны пульса ее обширного сердца – океана
Они связали с теоремой упорядоченного ритма:
Ее глубокие намерения, которые она скрывала от себя самой
Склонились само проявленные в их исповедальне.
Для смерти и рождения в мирах, они установили дату,
Был обрисован диаметр бесконечности,
Измерен отдаленный свод невидимых высот
Представлены недостижимые, незримые глубины,
И узнано казалось все, что может быть во времени.
Все принуждалось именем, числом и формой;
Не стало ничего, о чем не сказано, и что не учтено.
И все же впустую их мудрость вертелась:
Они могли искать и истинами обладать, но не единой Истиной:
Тот, Высочайший, был для них непознаваем.
Но зная слишком много, они утрачивали знание целого:
Неразгаданным было оставлено бездонное сердце мира,
И Трансцендентный хранил свою тайну.
В возвышенном и отважном парении
К просторной вершине тройственной лестницы
Ступени обнаженные взбирались подобно золотым, пламенеющим скалам
Свой путь прожигающие к чистому, абсолютному небу.
Почтенные и немногие суверенные Короли Мысли
Свой широкий, всевидящий взгляд творили из пространства,
Обозревая Времени огромные труды:
Широта все содержащего Сознания
Поддерживала Бытие в спокойных объятиях.
Представители светлого Незримого,
В долгих проходах мира, они улавливали
Императивы созидательной Самости
Которым повинуется земля, не ведающая, и сознательные небеса;
Их мысли – это партнеры в обширном контроле.
Великое, всеуправляющее Сознание там
И Ум невольно служит высшей Силе;
Это канал, не источник всего.
И космос – это не случайность во Времени;
Значение есть в каждой игре Случайности,
В каждом лике судьбы есть Свобода.
Мудрость знает, ведет мистический мир;
Взор Истины формирует те существа и события;
Само рожденное Слово на высотах творения,
Голос Вечного во временных сферах,
Пророк видений Абсолюта,
Сеет Идеи значения в Форме
И из того семени ростки Времени растут.
На пиках, за пределами нашей обыденности восседает Все-Мудрый:
Единственный и надежный взгляд приходит вниз,
Касание тихое из всевышней атмосферы
К невежественному знанию пробуждает в действиях,
Тайная сила в бессознательных глубинах,
Убеждая ослепшее Божество проявится,
Устраивая голый танец Необходимости
Пока она проходит сквозь цепь часов
И исчезает от погони глаз ограниченных
Вниз опуская кружение перспектив вечного Времени.
Неуловимые силы космического вихря
Несут в своих конечностях вакханических установление
Изначального предвидения, что есть Судьба.
Даже невежество Природы – это орудие Истины;
Наше сражающееся эго не в состоянии изменить ее курс:
И все же эта сознательная сила, что движет нами,
Семя-идея есть прародитель наших действий
И рок – неузнанный ребенок Воли.
Надежно направляемое взглядом Истины
Создания все свою тайную суть открывают,
Принужденные стать тем, что они скрывают в себе.
Ибо Он, кто Есть, растет, проявляясь в годах
И Божество неторопливое, запертое в клетке
Взбирается к бессмертию из протоплазмы.
Но скрыта и недоступна объятиям смертным,
Невыразима и мистична истина духа,
Не произносима, и уловима лишь глазами духа.
Когда она обнажена, от эго и ума, слышится Голос;
Она во свете прозревает,и к свету даже более великому
И видит Вечность объемлющую Жизнь.
Эта великая Истина чужда нашим мыслям;
Где работает свободная Мудрость, они правила ищут;
Или видим мы лишь Случай, беззаботно играющий,
Иль принудительный труд, в цепях ограничений Природного закона,
Абсолютизм немой бездумной Силы.
Дерзкие в своем чувстве Богорожденной силы
Они осмелились схватить своей мыслью Истины абсолют;
Абстрактной чистотой безбожного взгляда,
Восприятием голым, нетерпимым формам,
Они приносили Уму то, что Ум никогда достигнуть не мог,
И надеялись завоевать основу Истины всевышней.
Императив раздетый концептуальной фразы
Структурированный и неизбежный
Переводил немыслимое в мысль:
Огонь серебрянокрылый обнаженных тонких чувств,
Умственный слух, извлекая из внешних ритмов
Обнаружил звуки – семя извечного Слова,
Ритм слушал и музыку, что строят миры,
В вещах улавливал бестелесную Волю бытия.
Безграничного они измеряли линейками чисел
И формулу последнюю отслеживали ограниченных вещей,
В понятные системы воплощая беспредельные истины,
Безвременное делали подотчетным Времени
И оценивали неизмеримое Высшее.
Чтоб установить и оградить неохваченные бесконечности
Они возвели абсолютные стены из мысли и речи
И сотворили вакуум, чтобы владеть Единым.
В своем видении они направлялись к пустым вершинам,
Могучему пространству холода и воздуха, освещенного солнечным светом.
Чтобы унифицировать свою задачу, исключающую жизнь
Которая не может вынести обнаженности Простора,
Шифр множества создали они,
Найдя в отрицании значение всего
И в пустом ничто – абсолютный позитив.
Единственный закон упрощал космическую тему,
Сжимая в формулу Природу;
Своим титаническим трудом сделал все знание единым,
Ментальной алгеброй путей духовных,
Абстракцией живого Божества.
Здесь умственная мудрость остановилась; и ощущалась завершенной;
И боле ничего не оставалось, что можно было б знать иль думать:
В духовном нуле восседала на троне
И тишину обширную свою принимала за Невыразимого.
Это была игра Мысли сияющих богов.
Во время, привлекая вневременный Свет,
Заключая вечность в часы,
Они рассчитывали заманить в ловушку стопы Истины,
В золотистые сети концепции и фразы,
Хранить ее плененной для радости мыслителя
В его малом мире, построенном из бессмертных грез:
Она должна там обитать, замурованная в уме человека,
Императрица – заключенная в доме своего подданного,
Чиста и обожаема, оставалась на троне его сердца,
Его достояние роскошное, обособлялось и лелеялось,
В стене покоя тайной музы,
В белой девственности, непорочна,
Та самая вовеки и навсегда одна,
Его Богиня неизменная на все времена.
Или еще, спутница его ума полная веры,
С его природой соглашаясь, с волей его,
Она санкционирует и вдохновляет его дела, слова,
Продлевая их резонанс на протяжении внимающих лет,
Летописец и друг его марша,
Пересекающий сверкающий тракт мысли и жизни
Вырезанный из вечности Времени.
Свидетель его высокой, триумфальной звезды,
Ее божественный слуга, коронованный Идеей,
Господствовать он будет над ее миром распростертым;
Гарантия для его дел и веры,
Она свидетельствует его божественное право вести и управлять.
Иль обнимает как любовница единственного возлюбленного,
Божество его жизни желания и поклонения,
Икона его сердца одинокого идолопоклонства,
Ныне она – его, и жить должна для него одного:
Она вторглась к нему, со своим внезапным блаженством,
Неистощимое чудо в его счастливых объятиях,
Приманка схваченная, восхитительное чудо.
Теперь ее он требует, после преследования долгого и увлеченного,
Единственная радость для его души и тела:
Неотразим ее божественный зов,
Ее огромное владение – не умирающая дрожь,
Экстаз и опьянение:
Страсть настроений ее само проявляющихся,
Разнообразие и слава небесная,
Делают ее тело всегда новым для его глаз,
Иль снова повторяют волшебство первого прикосновения,
Светлый восторг ее грудей мистичных
И прекрасные конечности вибрирующие живого поля
Пульсирующего нового открытия без конца.
И расцветает начинание новое в слове и смехе,
Очарование новое назад приносит старый край восторга:
Он затерялся в ней, в ней для него здесь – рай и небеса.
Истина улыбалась над грациозной, золотой игрой.
Из ее вечных и тихих пространств склонилась
Великая и безграничная Богиня и притворилась, что уступает
Солнечную сладость своих секретов.
Свою красоту, воплотившуюся в его объятиях
Она дала для короткого поцелуя, свои бессмертные губы
И привлекла к своей груди одну славную, смертную голову:
Она сделала землю домом своим, которой небеса были слишком малы.
В груди человека ее присутствие тайное жило;
Он вырезал из своей сути собственной свой образ ее:
Она формировала свое тело для умственных объятий.
Она пришла в тесные ограничения мысли;
Она претерпевала сжатие своего величия
В малую камеру Идеи,
Тесную комнату возможностей объятий одинокого мыслителя:
Она свои высоты снизила до стати наших душ,
Заворожила наши веки своим небесным взором.
Так каждый удовлетворяется своим высоким достижением,
И думает о себе, как о благословленном на бессмертие,
Царь истины, на своем отдельном троне.
К ее владениям в поле Времени
Великолепие единственное уловленное от славы ее кажется
Единственно истинным светом, ее красоты сияющим целым.
Но ни слово, ни мысль, не могут уловить Истину вечную:
Весь мир тот существует в одном луче ее солнца.
В нашем, освещенном лампой доме мышления, ограниченном и узком
Тщеславие нашего закрытого и смертного ума
Грезит о том, чтобы цепями мысли сделать ее нашей,
Но мы только играем со своими сверкающими узами;
Связав ее внизу, тем самым связываем самих себя мы.
В нашем гипнозе, от одной светлой точки,
Мы не видим, насколько малой фигурой ее мы владеем;
Мы не ощущаем ее вдохновенную безграничность,
Мы не разделяем ее бессмертной свободы.
Даже с провидцем, мудрецом, так это происходит;
Ибо пока человек божественное ограничивает:
Из наших мыслей должны мы устремляться к свету,
Дышать ее божественной просвещенной атмосферой,
И исповедовать ее простое и обширное верховенство,
Отважится предаться ее абсолюту.
Тогда Непроявленный отразит ее форму
В спокойном уме, как в зеркале живом;
В наши сердца низойдет вневременный Луч
И мы в Вечность погрузимся.
Ибо Истина шире, величественней, чем ее формы
Они сотворили из нее тысячи икон;
Но она остается сама собой и бесконечной.
Конец песни одиннадцатой.
|
