Песнь пятая. Божества малой жизни.
Застывшая и узкая сила с формами жесткими,
Он видел империю маленькой жизни,
В вечности угол несчастный.
Жила она на окраине Идеи
Как в раковине, защищенная Неведением.
Узнать надеясь тайну мира, затем
Он вглядывался пристально через конечность скудную взора своего,
Чтоб отделить от своей чистой поверхности, неясную
Ту Силу, что двигает, и Идею, что это сотворила,
На Бесконечности – внушительная мелочь,
Тот правящий дух этой малости,
Божественный закон, что этому дал право быть,
Тем требованиям к Природе и этим нуждам во Времени.
Он бросил взгляд свой пристальный в осаждающий туман,
В себе хранящий недугом освещенный, бедствующий континент
Невежества морями, небесами окруженный
Хранящий эту безопасность от Истины, Себя и Света.
Так как прожектор ударяет Ночи слепую грудь
Обители, деревья и людей фигуры проявляются
Как если бы явились глазу из Небытия,
Со всех таившихся вещей были сорваны вуали
И запечатлелись в его взгляде солнечно – белой вспышкой.
Плебс неотесанный, беспокойно суетясь
Кишел здесь своими сумеречными, незамеченными тысячами.
В тумане тайны, скрывающей мировую сцену
Те маленькие божества Времени подземных действий
Которые работали, отдаленные от глаз контролирующих Небес,
Замышляли, неведомые создателям, которыми они двигали,
Те маленькие заговоры этих мелких регионов
Развлекались мелкими затеями, надеждой краткой
Нетерпеливыми и мелкими шагами, и малыми путями
И рептилии, погрузнувшие в темноте и в пыли,
То пресмыкание и позор ползучей жизни.
Множество пестрое, дрожащее,
Неразбериха странная магических умельцев,
Формующих пластичную глину жизни, была видна,
Племя эльфийское, род элементалов.
Пораженные непривычным блеском,
Как если б имманентное в той тени поднялось
Бесы с конечностями искривленными и вырезанными обличиями звериными,
Суфлеры – эльфы, сморщенные гоблины иль малая феерия,
И гении значительнее, но нищи и бездушны
Существа падшие, что утратили свою небесную часть,
И божества заблудшие, попавшиеся в прах Времени.
Воли невежественные и опасные, но силой оснащенные,
Полу – животное, полу – божественно настроение их, их форма.
Из этой серости, среды неясной
Их шепот проникает, давление невнятное,
И просыпается в уме, как эхо мыслей или слов,
К своему жалу импульса, санкцию сердца привлекают,
В Природе этой малой, творят свою работу
И наполняют эти силы и творения тревогой.
Ее семя радости они клянут плодом горя,
Извлекают с дыханием ошибки, свой, едва тлеющий свет
Ее поверхностные истины обращают к концам фальшивым,
Мелких эмоций шпоры, или водительство страстей
К бездне, или сквозь болото и трясину:
Или подстрекают с вожделением, иссушающим уколом,
Когда подталкивают на извилистый путь, ведущий в никуда
Повозку Жизни, ищущую выход из невежества.
Соревнование меж добром и злом – вот их закон;
Заманивая к неудаче, бессмысленным успехом соблазняя,
Они искажают все модели, и жульничают со всеми мерами вещей,
Делают знание ядом, достоинство – тупым шаблоном
И ведут бесконечные циклы желания
Сквозь видимость печального или счастливого случая
К неизбежной фатальности.
Там все было разыграно под их влиянием.
Но их императив и роль не одиноки там:
Везде где есть беспринципные жизни и бездушные умы
В малой, телесной самости есть эти все значения,
И где бы ни отсутствовали любовь, свет и величие,
Лукавые эти портные брались за свою задачу.
Свое влияние простирают ко всем полусознательным мирам.
Здесь также эти божества руководят сердцами человеческими,
Природы нашей сумеречный свет – есть их обитель потаенная:
Невежественное сердце примитивное, здесь тоже подчиняется
Внушениям завуалированным скрытого Ума
Что преследует знание наше с заблуждения светом
И становится между нами и спасительной Истиной.
И разговаривает с нами голосами Ночи:
Наши темные жизни к большей тьме продвигаются;
Исследования наши прислушиваются к бедственным надеждам.
Возведена структура невидящей мысли
И здравый смысл использовался неразумной Силой.
Эта земля учитель наш и нянька не единственная;
Могущества миров всех здесь доступны.
И в своих собственных полях, следуют колесу закона
Лелеют безопасность избранного типа;
На земле, извлеченные из своих неизменных орбит
Их закон сохраняется, теряя застывшую форму вещей.
Они брошены в творческий хаос
Где все просит о порядке, но Случай правит всем;
В земной природе чужаки, они должны учиться земным дорогам,
Они должны объединиться, инородные или противостоящие:
Они работают, сражаются и с болью соглашаются;
Одни объединяются, другие разделяются, все расчленяется и заново сливается,
Но никогда мы знать не можем и жить воистину
Пока все не найдет свою гармонию божественную.
Нашей жизни неуверенный путь будет виться кругами,
Ума беспокойные поиски, всегда будут света просить,
Пока не узнают секрет свой, в источнике своем,
В свете Безвременного и этого вне пространственного дома,
В радости Вечного, одного и единственного.
Но сейчас Свет всевышний далек:
Наша сознательная жизнь следует законам Несознания;
К невежественным целям и слепым желаниям
Наши сердца движимы неясной силой;
Даже завоевания нашего ума несут побитую корону.
Порядок, медленно меняющийся, парализует нашу волю.
Такой уж наш удел, до тех пор, пока наши души не станут свободны.
Затем могучая рука свернет Ума небесный свод,
И бесконечность примет конечности дела
Природа вступит в вечный Свет.
Только тогда закончится эта греза низшей жизни.
В исходной точке этого загадочного мира
Который выглядит одновременно машиной грубой и огромной
И медленным само открытием духа в вещах,
В этой вращающейся камере без стен
В которой везде Бог бесстрастный восседает
Словно не знающий себя, и нами невидимый
В чудесной тайне несознания,
Но все же здесь – все его дела и его воля.
В кружении этом, разрастании сквозь бесконечные возможности
Дух стал Материей и в вихре этом возлежит,
Спящее тело без чувства иль души.
Проявленная масса видимой формы
Поддержанная покоем Пустоты
Проявилось в Сознании вечном
Казалось внешним и лишенным чувства миром.
Там некому было смотреть и некому почувствовать;
Лишь Несознание чудесное,
Тонкое искусство волшебства, его задачей было.
Для магического эффекта, изобретая пути,
Управляя чудесным устройством творения,
Бессловесной мудрости указания, отмечая механически,
Идею непреклонную используя без мысли,
Это было трудами Божественного разума.
Или осуществлением воли, какого-то всевышнего Непознанного.
Сознание все же, оставалось скрытым, в чреве Природы,
Неощутимым было то Блаженство, чей восторг пригрезил миры.
Существование было субстанцией инертной, Силой ведомой.
Сначала было лишь эфирное Пространство:
Его огромные вибрации кружились круг за кругом
Вселяя некую, невыразимую инициативу:
Поддержаны всевышним Дыханием изначальным
Экспансии и концентрации мистичный акт
Касание и движение создало в пустоте,
В абстракцию пустую внесли столкновение и сжатие:
Родитель расширения вселенной
В матрице распадающейся силы,
Растрачивая это, сохранял он бесконечность суммы.
В сердце Пространства он зажег невидимый Огонь
Тот, что словно сеятель могучий, разбрасывал миры, подобно семенам,
Кружащиеся в светоносном вихре звезд.
Океан электрической Энергии
Бесформенно формировал свои странные волны – частицы
Создавая их танцем эту цельную схему,
Свое могущество он в атоме закрыл покоиться;
Были созданы или подделаны массы и видимые формы;
Искры фотонов быстрых проявились потоком Света
И показал в мгновенной своей вспышке
Образной, этот космос очевидных вещей.
Так сотворен был этот мир реальный, невозможный,
Неоспоримое чудо и убедительное шоу.
Или так это кажется человеку с дерзким умом
Который воспринимает свои мысли как арбитра Истины,
Свое личное видение – как имперсональный факт,
Свидетельствующее объективный мир,
Свои ошибающиеся чувства и своих инструментов искусность.
Так должен он трудиться, чтоб жизни ощутимую загадку извлечь
В сомнительном свете, из ошибки схватывать Истину
И медленно отделять образ от вуали.
Или еще, покинутое верой, в чувствах и уме,
Его знание, яркое тело невежества,
Он наблюдает во всех вещах, здесь странным образом оформленных
Непрошенную шутку обманывающей Силы,
Могущество Майи и притчу.
Это обширное и вечное движение уловлено и хранится
В мистичной и неизменной перемене
В движении непреходящем, что мы Временем зовем
И вечно возобновляет, свой повторяющийся ритм,
Эти подвижные круги, стереотип потока,
Объекты неподвижные в танце космическом
Это Энергии самоповторения кольца
Продленные духом размышляющей Пустоты,
Ожидали жизни и чувства и просыпающегося Ума.
Мечтатель немного изменил ту позу камня.
Когда Несознания скрупулезная работа была завершена,
И Случай принужден застыть законом неизменным,
Сцена была поставлена для сознательной игры Природы.
Затем был потревожен Духа неподвижный, бессловесный сон;
То Сила, оковы, тупо сокрушая, неторопливо выходила.
В сердце Материи греза жизни пробудилась,
И воля жить двигала пыль Несознания,
Жизни каприз повел незаполненное Время,
Эфемерный, в вечности пустой,
И бесконечно малый в мертвой Бесконечности.
Дыхание более тонкое ускорило мертвой Материи формы;
Ритм мира изменился к сознательному крику;
Сила Змеиная слилась с неощутимой Силой.
Космос безжизненный усеяли жизни острова
И эмбрионы жизни сформировались в воздухе бесформенном.
Родилась жизнь, что следует Материи закону,
Своих шагов, не ведая мотивов;
Всегда изменчивая, но вечно та же,
Свой повторяла парадокс, что ей рождение дало:
Свои беспокойные и неустойчивые стабильности
В потоке Времени повторялись непрерывно
Движения целенаправленные в не думающих формах
Предавали небесное начало заключенной Воли.
И пробуждение, и сон лежали заключенные во взаимные объятья;
Неясны и беспомощны, пришли удовольствие и боль
Дрожащие в первом, едва заметном трепете Мировой Души.
А сила жизни, что крикнуть не могла иль двинуться,
Все же прорвалась в красоту, обозначающую некий восторг глубокий:
Невыразимая чувствительность,
Толчки сердца незнающего мира,
Бежали сквозь этот ступор дремы и вызывали там
Неясную, неуверенную дрожь, блуждающий ритм,
Раскрытие смутное, как тайные глаза.
Младенческое само – чувствование росло, и было рождено рождение.
И пробудилось Божество, но члены его дремлющие лежали;
Ее дом отказался раскрыть запечатанные двери.
Неощутимая для наших глаз, что видят только форму,
Действия, но не Бога заключенного в них,
Скрывала жизнь в своем оккультном пульсе взрастания и силы
Сознание с немым, полузадушенным биением чувств,
Ум подавляемый, что еще мысли не изведал
И дух инертный, что мог лишь быть.
Вначале, она не повышала голос, и не отваживалась на движение:
И наделенная силой мировой, инстинктов с усилием живущим,
Она только цеплялась своими корнями за землю безопасную,
Дрожала тупо от потрясения луча и ветра
И выпускала щупальца желаний;
Та сила – в ее стремлении к свету, к солнцу
Не ощущала тех объятий, что сотворили ее дыхание и жизнь;
И поглощенная, оттенками и красотой удовлетворенная, грезила она.
И, наконец, Необъятность очарованная, вперед взглянула:
Возбуждена, вибрируя, голодная, она уловила ум;
Затем, медленное чувство задрожало, и выступила мысль;
Форму ленивую она принудила расти сознательно.
Из формы сознательной была высечена магия;
Вибрации транса придали ритм быстрого отклика,
И светлые, волнующие, они взбодрили мозг и нерв,
В Материи пробуждая духовную тождественность
И в теле освещали чудо
Любви сердечной и души свидетельствующий взор.
Гонимые незримой волей, они могли прорваться в
Фрагменты становления импульса обширного
Живые отблески, какой то тайной самости,
И те сомнительные семена, и форм усилие быть
Пробуждались из несознательного обморока в вещах.
Животное творение бегало и ползало
Летало и взывало между небом и землей,
От охотящейся смерти, еще надеясь жить,
Довольное, всего лишь возможностью вздохнуть.
Из зверя изначального затем был сформирован человек.
Мыслящий ум пришел, чтобы поднять жизненные настроения,
Тот инструмент остро отточенный, Природы смешанной, неясный,
Полу-свидетельствующий интеллект, полу-машина.
Водитель кажущийся колеса ее работ
Призванный, чтоб мотивировать, записывать ее кружения
Фиксировать этот закон для сил ее непостоянных,
Та главная пружина машины утонченной,
Стремилась просветить, очистить пользователя своего
Поднимая к видению Силы внутри обитающей
Инициативу незрелую, поглощенную механизмом:
И тот поднял свои глаза; Небесный свет отразил Лицо.
Изумленная работами, сотворенными в ее мистическом сне,
Она на мир смотрела, который создала:
Теперь удивляясь, охватила великий компьютер;
Она сделала паузу, чтобы понять себя и свою цель,
Так, размышляя, она училась действовать, следуя сознательному правилу,
Мерою зримой направлялся ее ритмичный шаг;
Мысль обрамляла ее инстинкты рамкою воли
Идеей освещала ее потребности слепые.
Но массой ее импульсов и действиях рефлекторных,
На побуждениях Бессознания иль управляемом потоке
В мистерии шагов, бездумных, аккуратных
Она вонзала свой особый образ самости,
Живущий идол духа, фигура искаженная;
На действия Материи она закон шаблонный наложила;
Из химических составляющих сотворила она тело способное думать,
Существование сформировало из силы управляющей.
Быть тем, чем она не была, зажгло ее надежду:
К какому-то высокому Неведомому, она направила свои мечты;
Дыхание было ощутимо под Одним Всевышним.
Раскрытие смотрело вверх, на сферы высшие
И тени цветные рисовали на мертвой земле
Фигуры преходящие вещей бессмертных;
Иногда могла приходить вспышка небесная, быстрая:
Луч освещенный, солнечный, падал на сердце и на плоть
И прикасался с подобием света идеального
Того вещества, из которого сделаны земные наши грезы.
Любовь человеческая, хрупкая, что длиться не могла,
И эго крылья мотыльковые, что поднять душу серафима,
Явилось очарование поверхностное краткого свидания
Потушенное дыханием скудным Времени;
Радость, что на мгновение забыла смерть
Пришла, редкий визитер, скоро преходящий,
И сделала все вещи кажущимися прекрасными на час,
Надежды, что вскоре увядают к реальности унылой
Землю обычную зажгли со своим кратким пламенем.
Творение незначительное и малое
Посетило, поднятое неведомой Силой,
Человека трудящегося, на его маленьком пути земном
Чтобы продлиться, наслаждаться, страдать и умирать.
Дух, что не погиб с дыханием и телом
Был там словно непроявленного Тень
И оставался позади той малой, личной формы
Не требовал еще этого земного воплощения.
Смиряясь с медленно движущимся трудом Природы,
Работы наблюдающий Неведения своего,
Неведомый, неощутимый, Свидетель могущественный живет
Ничто не выдает ту Славу, что обитает здесь.
Мистичным миром, правящую Мудрость,
Покой, слушающий Жизни крик,
Зрят спешащую толпу мгновения потока
По направлению к недвижному величию часа отдаленного.
Огромный этот мир вращается непостижимо,
В тени размышления Бессознания;
Оно скрывает ключ к внутренним, потерянным значениям;
Оно закрывает в наших сердцах голос неслышимый нами.
Духа таинственный труд,
Машина точная, как пользоваться которой, никто не знает,
Искусство, изобретательность без смысла
До мелочей, тщательно аранжированная жизнь
Играет вечно, свои немелодичные симфонии.
Ум учится и ничего не узнает, и поворачивается к истине спиной;
Он изучает внешние законы поверхностными мыслями,
Обозревает шаги Жизни и зрит Природные процессы,
Не видя, для чего она творит, и почему живем мы;
Он замечает ее неустанную заботу о необходимом средстве,
Ее замысловатость терпеливую прекрасных деталей,
Хитроумного духа смелый, находчивый план
В ее великой и бесплодной массе работ нескончаемых,
Фигуры целеустремленные складывает к своей бесцельной сумме,
И уровни свои друг на друга громоздит, крышу возвышая
На тот фундамент скрытый, что она положила,
Воображаемые цитадели вырастила в мифичном воздухе
Иль восходит лестницей грезы к таинственной Луне:
Создания преходящие ставят целью и достигают неба:
Оттуда прорабатывалась схема, мир – предположение
На том смутном этаже неопределенности ума,
Иль фрагментарное целое болезненно возводится.
Непроницаемый, мистически заумный
Этот обширный план, частью которого являемся мы все;
Его гармонии в разладе с нашим взором
Ибо не знаем той великой темы, которой подчиняются они.
Посредников космических загадочны работы.
Лишь пенный гребень широкого потока наблюдаем мы;
Орудия наши тем величавым светом не обладают,
И наша воля не в резонансе с вечной Волей,
Сердечный взор наш слеп и слишком страстен.
И неспособный разделить загадочный Природный такт,
Не приспособлен ощутить суть и пульс вещей,
Наш разум не в состоянии принять могучий жизни океан
И лишь считает его волны и изучает его пену;
Не знает он, откуда те движения берутся и пропадают как,
Не видит он, куда несется спешащий тот поток:
Стремится лишь направить эти силы
Надеясь, курс их повернуть к человеческим концам:
Но все значения эти приходят из запасов Несознания.
Невидимые здесь, действуют огромные, неясные энергии мировые
Лишь только токи, струйки есть доля наша.
Наш ум проживает вдалеке от Истинного Света
Хватая Истины фрагмент
В пространстве малом закутке,
Затока малая есть наша жизнь в том океане силы.
Движения нашего сознания имеют запечатанный исток
Но с тем тенистым местом сообщения не хранят;
Нет понимания, связующего наши дружественные части;
И наши действия являются из тайника, и упускаются умами.
Глубины наши глубочайшие, неведомы нам самим;
И даже тело наше – мистичный магазин;
Как корни нашей Земли таятся скрытые земным покровом,
Так же невидимы, лежат корни нашего ума и жизни.
Наши источники хранятся скрытые, глубоко внутри;
И души наши движимы силами, что приходит из-за той стены.
Могущества действуют, не рассуждая о значениях;
Используя бездумных наблюдателей, писцов,
Вот та причина, по которой мы чувствуем и мыслим.
Те троглодиты подсознания ума,
Так медленно и неумело объясняют заикаясь
Несут всего лишь свою малую, рутинную задачу
И заняты всецело записью в наших клетках,
Сокрытые в подсознания тайниках
Среди неясных, оккультных механизмов,
Ловят мистичную Морзянку, чей перелив размеренный
Передает послание вселенской Силы.
Шепот попадает во внутреннее ухо жизни
И эхом отдается в подсознательных пещерах,
Речь скачет, трепещет мысль, сердце вибрирует и воля
Отвечает, и ткани и нервы повинуются призыву.
А жизни наши транслируют те откровения тонкие;
Все это есть коммерция секретной Силы.
Марионетка мыслящая – это жизни ум:
Выбор его – это работа сил элементальных
Которые не знают своего рождения, конца, причины
И даже мельком – огромного намерения, которому служат.
В тупой, унылой низшей жизни человека,
Все еще полной мелкими и острыми, недостойными вещами,
Сознательную Куклу толкают сотнею дорог
И чувствуя толчок, она не знает направляющей руки.
Никто не может наблюдать, ту скрытой масками насмешливую труппу
В которой, наши личности являются марионетками,
Наши дела – невольные движения в их объятиях,
А наша страстная борьба – сцена представления.
Сами не ведающие своего могущества источник,
Они играют свою роль в громадном целом.
Агенты тьмы, имитирующие свет,
Духи неясные, и движущие смутными вещами,
Невольно служат силе более могучей,
Энергии Ананке, организующие Случай,
Каналы своенравные, Воли колоссальной,
Неведомого инструменты, которые использую нас как свои инструменты,
Наделенные силой в низшем состоянии Природы,
В действия, что смертные считают своими
Вносят они Судьбы непостоянство,
Иль из Времени небрежного каприза творят рок,
И перебрасывают жизни человеческие из руки в руку
В непостоянной и извилистой игре.
Их суть бунтует против любой, более высокой Правды;
И лишь пред волею Титана, их воля простирается ничком.
Влияние их необычайно на человеческое сердце,
Во все движения нашей природы вовлечены они.
Мастеровые незначительные жизни нижних этажей
И инженеры интереса и желаний,
Из примитивной приземленности и грязных вихрей
Реакций жестких материальных нервов
Громоздят они структуры воли эго
И скудно освещенные особняки наших идей,
Иль с рынками и фабриками эго
Окружают прекрасный храм души.
Минутные художники расписывающие малость,
Нашей комедии мозаику складывают они
Иль план трагедии обычной наших дней,
Устраивают действие и складывают обстоятельства
И ту фантазию настроением костюмируют.
Те неразумные суфлеры невежественного сердца человека
И репетиторы его запинок речи, воли,
Движители мелочного гнева, вожделения, злобы
И мыслей переменчивых, начал поверхностных эмоций,
Той тонкой иллюзии творцы с масками своими,
И декораторы оттенков серых сцены
Рабочие сцены проворные пьесы человеческой,
Что заняты всегда на этой тусклой сцене.
Не в состоянии сами нашу судьбу построить
Лишь как актеры говорим и исполняем свои роли
Пока игра не завершится и уходим мы
В более светлое Время и тонкое Пространство.
Так налагают свой закон пигмейский
Обуздывают восхождение медленное человека,
Затем прогулку краткую они смертью прерывают.
Творения эфемерного эта дневная жизнь.
Так продолжается, пока господствует человек – животное
И плотная, низшая природа заслоняет душу,
Так долго, пока разумный взгляд вовне направленный
Служит земным интересам и радует творение,
Неизлечимая мелочность будет сопровождать его дни.
Даже с тех пор как было рождено сознание на Земле,
Жизнь та же самая и в насекомом, обезьяне, человеке,
И суть ее не изменилась, пути ее – привычные маршруты.
Если новые замыслы, с более богатыми деталями взрастают
И мысль добавлена, заботы более запутанные,
Мало-помалу светлеет жизни лик,
Но даже в человеке сюжет убог и скуден.
И содержание грубое продлевает его состояние падшее;
Его успехи малые – есть поражения души,
Его радости мелкие подчеркивают горести частые:
Лишения и труд – вот тяжкая цена, что платит он
За право жить, и смерть – последняя зарплата.
Инерция, что в несознании тонет,
И сон, имитирующий смерть, таков его покой.
Величие хилое творящей силы
Творит тот импульс к хрупким человеческим трудам
Который переживает все же, дыхание краткое своего творца.
Он грезит иногда от наслаждения богов
И зрит прощальный жест Дионисийский, -
Величие львиное, что прослезило б душу
Если б сквозь его конечности парализованные и слабеющее сердце
Тот сладкий, радостный, могучий, сумасшедший вихрь пронесся:
Тривиальные развлечения стимулируют и тратят
Энергию, данную ему для роста и существования.
И врямя малое его разменивают по мелочам.
Партнерство краткое и множественные ссоры,
Любви немного с ревностью и ненависть,
Прикосновение дружбы среди безразличных толп
Рисуют его сердца план на крохотном проекте жизни.
И если вдруг, пробуждается великое, то хрупко так его умение
Чтоб проявить то напряжение кульминации восторга,
Его думы к вечности своей эфемерный взлет,
Искусства бриллиантовый блеск – это игра для глаз его,
Тот трепет, что поражает нервы – есть чары музыки.
Посреди изнурительного труда и забот хаотичных,
Тяготимый усилием толпящихся мыслей,
Он иногда протягивает к воспаленному лбу
Природы спокойные, могучие ладони, чтоб излечить свою боль жизни.
Он спасается ее тишиной от терзаний своих;
В ее спокойной красоте есть его чистейшее блаженство.
Новая жизнь восходит, он видит из широких перспектив;
Дыхание Духа двигает его, но вскоре отступает:
Силы его не приспособлены, чтоб сохранить того могущественного гостя.
И все тускнеет, превращаясь в условность и рутину
Иль возбуждение острое приносят ему радости живые:
А дни его окрасились оттенками красными борьбы
И в вожделения горячего сияние, и страсти малиновый румянец;
Сражение и убийство – есть игра его родовая.
Он не имеет времени, чтоб обратить глаза вовнутрь
И увидеть свою потерянную суть и душу мертвую свою.
Его порыв, кружась на ось короткую, посажен
Не может взвиться, но крадется, вдоль дороги своей долгой
Или нетерпеливый, от плетущегося Времени,
Творит великолепно суету, на медленном пути Судьбы,
Но его сердце, что бежит вскоре задыхается и устает и падает;
Иль вечно странствует и окончания не находит.
С трудом немногие могут взобраться к величественной жизни.
К низшей шкале настраивается все и уровень сознания.
В доме неведения обитает его знание
И даже раз, сила его не приблизилась к Всемогуществу,
Редки его визиты к небесному экстазу.
Блаженство, спящее в вещах, старается проснуться,
Прорваться в нем в малых радостях жизни:
Эта скудная милость – его стойкое состояние;
Оно освещает груз его многих слабостей
И примиряет его со своим мелким миром.
Простой посредственностью своей он удовлетворен;
Надежды завтрашние и мыслей старые круги,
Своих давних приятелей, интересы и желания
Он превратил в мощную, сужающуюся страховку – изгородь
Обороняя свою жизнь от Незримого;
Родство существования своего с бескрайним
Закрыл он от себя в сокровеннейшей самости,
Отгородившись от величия скрытого Бога.
Созданы было существо его, чтобы сыграть заурядную роль
В маленькой драме и на ограниченной сцене;
На узком участке он установил свою палатку жизни
Под широким взглядом звездного простора.
Он есть венец всего того, что сделано поныне:
Оправдан так творения труд;
И это мира результат, Природы равновесие последнее!
И если б это было всем и больше ничего не значило
И если б то, что видимо теперь, было всем тем, чем все мы быть должны,
И если это не стадия, которую мы оставляем
На нашей дороге из Материи к вечному Я,
К Свету, что миры сотворил, к Причине вещей
Наших умов ограниченный взор, легко б мог объяснить
Существование, как во Времени случайность,
Иллюзию иль феномен, причуду,
Парадокс созидательной Мысли
Что движется меж нереальными полюсами,
Бездушная сила, борющаяся, чтобы чувствовать и знать,
Материя, что рискнула посчитать себя Умом,
Несознание, чудовищно устраивающее душу.
И временами все выглядит нереальным и отвергнутым:
Словно живем мы в фикции наших мыслей
Составленным по рассказу – ощущениям причудливым путника,
Или уловленным по фильму записывающего мозга,
Фантазия иль обстоятельство космического сна.
Сомнамбула - лунатик под луной бродящий,
Как образ эго проходит сквозь невежественный сон
Подсчитывая мгновения призрачного Времени.
В фальшивой перспективе эффекта и причины,
И веря в правдивость мирового пространства,
Оно бесконечно дрейфует от сцены к сцене,
Не ведая куда, к какому сказочному краю.
Здесь все сомнительно в существовании или снится,
Но кто сновидящий, откуда наблюдает он?
Он все еще неведом, иль смутно чувствуется он.
Иль мир реален, а сами столь малы мы,
И недостаточны для мощи нашей постановки.
И тонкий жизни завиток пересекает вихрь титана
Орбиты бездушной вселенной,
И в брюхе рассеявшейся кружащей массы
Выглядывает ум из малого земного шара
И удивляется тому, что есть он сам и всем вещам.
И все же, в каком-то смещенном, субъективном зрении
Что странно сформировано в Материи слепом веществе,
Пунктирная минута малой самости
Становится фигурой – основанием сознательного мирового бытия.
Такова наша сцена в потемках нижних.
Это Материи знак бесконечности,
Таинственный контекст, картины показанной
Науке, великанше, измеряющей свои поля,
Как погружается она в исследовательские записи свои
Просчитывает огромный, внешний мир свой,
К Разуму, ограниченному кругом чувств,
Или в широком, непостижимом Обмене Мысли
Мыслитель в тонких пространствах идеи,
Абстракции в пустоте – ее валюта
Но что за ценности лежат в ее основе, мы не знаем.
В несостоятельности этой лишь религия
Дарует свои сомнительные блага нашим сердцам
Или подписывает необеспеченные чеки на Запредельное:
И свой реванш, там наша нищета возьмет.
И дух наш отлетает, тщетную жизнь оставляя
В пустое неизвестное или берет с собою
Паспорт Смерти в бессмертие.
Но все же, это только предварительная схема,
Фальшивая внешность, набросанная ограниченным чувством,
Ума само исследование недостаточное,
Попытка ранняя, первый эксперимент.
Игрушка для забавы младенческой земли;
Но знание не кончается в поверхностных тех силах
Что на краю живут, в Неведении
И не осмелятся взглянуть в опасные глубины
Или окинуть взором высь Неведомого.
Там более глубокое есть зрение, изнутри
И когда мы покидаем малые имения ума,
Видение величественное, встречает нас на тех высотах
В светлом просторе духовного взора.
И наконец в нас просыпается Душа – свидетель
Что смотрит на истины незримые и изучает Неизвестное;
Затем все принимает новый лик чудесный:
Вибрирует мир с Богом – Светом в своей сердцевине,
Во Времени глубоком сердце живут и развиваются высокие мотивы,
Ограничения жизни рушатся, соединяясь с бесконечностью.
Широкая и путанная, но жесткая схема становится
Богов величественной неразберихой,
Игрой, работой, божественно двусмысленной.
Искания наши – кратко живущие опыты
Творимые безмолвной и непостижимой Силой
Испытывающей свои истоки, из бессознательной Ночи
Чтоб встретить свое сияющее «Я» Истины, Блаженства.
Взирает на реальность сквозь видимые формы;
И трудится в нашем смертном уме и чувстве;
Среди Неведения фигур,
И в символических картинах, написанных словом и мыслью,
Она истину ищет, к которой указывают все фигуры;
Источник света она ищет, с лампою видения;
Работает, чтобы найти Деятеля всех трудов,
Неощутимого Себя, ведущего,
И неизвестного, высшего Себя, который цель.
Не все здесь ослепшей Природы удел:
Мудрость и Слово с высот над нами наблюдают,
Свидетель, санкционирующий ее волю и труды,
Невидимое Око, в невидящем просторе;
Там есть Влияния от Света высшего,
Там мысли отдаленные и запечатанная вечность;
А солнцами и звездами мотив мистичный управляет;
В проходе этом от глухой, незнающей Силы
К сознанию бьющемуся и преходящему дыханию
Могучая Суперприрода ожидает Время.
А мир отличен от того, что ныне думаем и видим,
И жизни наши глубже тайны, чем мы себе пригрезить можем;
Наши умы стартуют в гонках Бога,
Наши души – представители личности Высшего,
Пересекают космическое поле узкими тропинками
Просящий скудной доли из рук Фортуны
И в нищего одежды облаченный, гуляет здесь Один.
И даже в театре этих мелких жизней
Позади действия дышит тайная сладость,
Потребность миниатюрной божественности.
Мистичная страсть из источников Бога
Через души пространства осторожно протекает;
Сила, что помогает поддерживать страдающую землю:
Невидимая близость и скрытая радость.
Там приглушенные раскаты звуков смеха,
Оккультного счастья шепот
Экзальтация в глубинах сна,
Сердце блаженства в мире боли.
Младенец, вскормленный скрытой грудью Природы,
Младенец, играющий в лесах волшебных,
Играющий на флейте к восторгу духовных потоков
Ждет часа, когда откликнемся на зов его.
В этой облеченной плотью жизни
Душа, что искра Бога, жить продолжает
И прорывается порой через загаженный экран
И зажигает в нас огонь, что делает нас полубогами.
В клетках нашего тела таится Мощь
Что видит незримое и Вечность планирует,
Наши части мельчайшие имеют комнату для глубочайших нужд;
Туда Посланцы золотые тоже могут приходить:
И вырезана дверь в грязной стене себя;
Пересекая порог низкий, со склоненной головой
Экстаза ангелы и самоотдачи проходят,
И поселившись во внутреннем святилище грез
Творцы божественного образа живут.
Там Ягья огнекрылая и жалость,
И вспышки нежности, симпатий
Небесный свет бросают из сокровенных сердца уголков.
Работа делается в безмолвиях глубоких;
Духовного чувства чудо и слава,
Смех в пространстве вечном красоты
Преобразующий переживания мира в радость,
Населяет тайну глубин недостижимых;
Убаюканная ритмом Времени вечность дремлет в нас.
В герметично запечатанном сердце, счастливое ядро,
Недвижное за этим внешним обликом смерти
То вечное Существо готовит изнутри
Свою материю божественного счастья,
Свою область проявления небесного.
И даже в наш скептичный ум неведения
Предвидение приходит какого-то огромного освобождения,
И наша воля поднимает по направлению к этому медленные и формирующиеся руки.
В нас каждая часть желает своего абсолюта.
Наши мысли жаждут вечного Света,
Наша сила проистекает от Силы всемогущей,
Поскольку миры были сотворены из радости божественной, скрытой
Поскольку вечная Краса молит о форме
И даже здесь, где все сотворено из пыли бытия,
И сердца наши схвачены в ловушки образов,
И сами наши чувства слепо ищут блаженства.
Ошибки наши реальность распинают
Чтобы принудить ее родиться и божественное тело здесь,
Настоятельно воплощаясь в форме человека
И дышащее в конечностях, которых каждый может взять, коснуться,
Его Знание, на помощь приходит древнему Незнанию,
Своим спасительным светом бессознательной Вселенной.
И когда «Я» более великое приходит подобно океану вниз
Чтобы наполнить этот образ нашей мимолетности,
Захвачено будет все восторгом, преобразовано:
И в волнах недремлющего экстаза будут плыть
Наш ум и жизнь, и чувство и смех в свете
Другими будут, чем в трудном, ограниченном дне человека,
Тело захватит вихрь апофеоза,
Его клетки продолжат яркую метаморфозу.
Это малое существо Времени, эта душа затемненная,
Фигура карликовая, поставленная во главе темного духа
Взрастет из своей торговли жалкими грезами.
Его форма личности и его лицо – эго
Лишились своей смертной пародии,
Как глиняный тролль переделанный в бога
Сформированный заново в образ вечного Гостя,
И пламенеющий от райского касания
В розовом огне, сладкой милости духовной,
И в красной страсти своих бесконечных перемен,
Трепещущий, пробужденный, дрожа в экстазе.
Как если б изменив чары деформации,
Освобожденный от магии черной Ночи,
Отвергая служение смутной Пучине,
Узнает наконец он, кто живет внутри незримый,
Захваченный чудом в обожающем сердце
И Богу – Ребенку, на трон возведенному преклонит колени осознавая,
И трепеща с красотою, восторгом, любовью.
Но должны мы сначала достигнуть восхождения духа
Из того ущелья, в котором наша природа взрастала.
Парить должна душа, господствуя над формой
И восходить к вершинам вне полусна ума;
Нашим сердцам мы должны сообщить небесную силу,
Удивить животное богом оккультным.
Ягьи затем золотистый язык зажигая,
Взывая к силам светлой половины,
Мы будем лить безверие состояния смертного,
Делая пропасть дорогой для нисхождеия Небес,
Ознакомим наши глубины с Всевышним Лучом
Расколем тьму мистическим Огнем.
Рискнув еще в рождения тумане
Пересекая опасное марево, таящее в себе движение,
Он сквозь астральный хаос дорогу пробивал
Средь серых ликов демонических богов,
И вопрошаемый шепотом тех мерцающих призраков,
Осаждаемый колдовством их силы текучей.
Как тот кто не ведом никем, идет сквозь странные поля
Колеблясь он не знает ни куда идти, на что надеяться,
Ступает он на почву, что изменяется под стопами его
И путешествовал в каменной силе к скоротечному концу.
За ним след был исчезающей линией
Мерцающих точек в смутной необъятности;
И шорох бестелесный сопровождал его
Во мраке пораженном, ропщущем против света.
Препятствие огромное, это неподвижное сердце,
И то, как продвигался он, та непрозрачность наблюдающая множилась
Своей враждебной массой смерти и уставившись глазами;
Мерцала тьма как факел умирающий.
Вокруг него потушенный фантом светился
Населена тенистыми и ошибающимися формами
Тьма бес сознания смутная, безмерная пещера.
И солнечным светом, его только пламя духовное было.
Конец пятой песни, книги второй.
|
