Песнь восьмая. Мир Лжи, Мать Зла и сыновья Тьмы.
Затем он смог увидеть Ночи потаенное сердце:
Тот труд в совершенном забытьи
Явил безмерность ужасной Пустоты,
Была там бездушная пустая Бесконечность;
Природа, что отрицала Правду вечную
Напрасно хвастая свободой своей мысли,
Господствовать надеялась сама, и Бога упразднить.
Там суверенный Гость отсутствовал, как и свидетельствующий Свет;
И помощи лишенная, свой мрачный мир будет творить.
Ее огромные глаза слепые на мир взирали из деяний демонов,
Ее глухие уши слышали лишь ложь, что ее же уста изрекали немые;
Ее фантазия больная обширные творила формы,
Ее безумная чувственность дрожала высокомерием ожесточенным;
Порождая безжалостный жизни закон
Зло и боль, стали причиной чудовищной души.
Анархия взросла бесформенных глубин
Титан великий и демонические силы,
Мировые Эго терзали страсти, воля, мысли,
Просторные умы и жизни без духа внутри:
Строители нетерпеливые дома ошибок,
Вселенского невежества вожди и беспокойства
Спонсоры смерти и печали
Воплощенных идеалов тьмы и Бездны.
Субстанция тени в пустоту пришла,
Расплывчатые формы рождены в бездумной Пустоте
Потоки встретились и создали опасное Пространство
В чьих черных складках Существо Ад представило.
Его глаза пронзали трехуровневый мрак
Отождествляли взгляд свой с ее взором слепым:
К неестественной темноте, привыкнув, они смотрели
Как нереальное, сделалось реальным и сознательную Ночь.
Неистовый, свирепый и ужасный мир,
Древнее чрево огромных бедственных грез,
Свернулось словно личинка в неизвестность
Ту, что хранит прикосновение звезд лучей Небесных
То были ложной Бесконечности врата,
Вечность губительного абсолюта,
И отрицание необъятное духовных вещей.
Однажды все само осветилось в духовной сфере
В свою противоположность обратившись:
Существование сжато, в беспредметной пустоте
Тот ноль, что все же являлся источником миров;
Бессознание проглатывало космический Ум
Производило вселенную из своего летального сна;
Блаженство впавшее в черную кому, не сознающее,
Обратно свернулось в себе, и вечная радость Бога
Через фальшивые, колючие образы горя и боли
Все еще скорбно распятая на кресте
Осталась в почве немой, бесчувственного мира
Где смерть – агония, рождение – пронзительная боль.
Чтобы все вскоре вновь изменилось к блаженству.
Сидела мысль, жрица порочности,
На черном троне тройственной Змеи
Читая вечного сценария двойственные знаки
Колдунья переворачивала божественные рамки жизни.
В проходах темнеющих светились лампами злобные глаза
И фатальными голосами пели из аспид,
В странном и неясном адском храме
Скандируя магическое, сверхъестественное Слово.
Зловещая, глубокая Инициация
Ритуал совершала своих Мистерий.
Страдание там были ежедневною пищей Природы
Манящей в измученные плоть и сердце,
И пытка была формулой восторга,
Экстаз небесный имитировала боль.
Там Благость, Бога неверный садовник,
Поливал добродетелью всемирное дерево-анчар
С тщанием, следя за внешними словами и делами
Лицемерные цветы свои прививал на хронический недуг.
И все возвышенные вещи служили противоположности своей;
Культ демона поддерживали формы Бога;
Райские лица становились маской и ловушкой Ада.
Там в сердце тщетное проявление,
В делах огромных вписывало суть
Он видел рассеянные, неограниченные формы
Сидящие со Смертью, которая проглатывает все вещи, что были рождены.
Застывшее, холодное лицо со страшными и неподвижными глазами,
Ужасный трезубец в ее руке тенистой
На все творение, раскинулся, она пронзала его с помощью судьбы.
Когда ничто не сохранилось кроме Материи без души
И сердцем Времени было бездушное дупло,
Тогда впервые Жизнь к неощутимой Бездне прикоснулась;
Пустоту совершенную к надежде и горю пробуждая
Ее луч бледный поразил не постигнутую Ночь
Где спрятал Бог себя от своего собственного взгляда.
Во всех вещах она искала их дремлющую, мистическую правду,
Невысказанное слово, что вдохновляло бессознательные формы;
Она нащупывала в его глубинах невидимый Закон,
Затерянный в смутном подсознании его ума
Стараясь обнаружить путь для существования духа.
Но из Ночи другой ответ пришел.
В той нижней матрице уж было семя,
Немая, не испробованная шелуха извращенной истины,
Клетка бесчувственной бесконечности.
Рождение чудовищное приготовило свою космическую форму
Невежества, зародыша титанического Природы.
Затем в фатальный, колоссальный час
Нечто, вдруг выпрыгнуло из совершенного сна Бессознания,
Неохотно произведенного из немой Пустоты,
И против звезд подняло свою зловещую голову;
Всю землю затмевая своим огромным телом Рока
На небеса дохнуло холодом угрозы этого лица.
Безымянная Мощь, темная Воля воспряла
Огромная и чуждая нашей Вселенной.
В непостижимом назначении ничто примерить не могло
Форму одежд Пустого Не Существования,
Безграничное Незнание бессознательных глубин
Укрыло вечность отрицанием.
Ищущий Ум заменил видящую Душу:
А жизнь взрастала в огромную и голодную смерть,
Блаженства дух был изменен в космическую боль.
Гарантией нейтралитета самоскрытого Бога заручившись
Противостоящая сила завоевала Пространство.
Суверен, управляющий ложью, смертью и горем,
С ожесточением утверждал свою власть на Земле;
С дисгармонией изначальному стилю
Судьбы, ее архитектурного проекта,
Он подменил первоначальную космическую Волю
Привязывал к борьбе, превратностям ужасным
Долгого, медленного процесса адепта Силы.
Ошибки он внедрял в материю вещей,
Творил Невежество из всемудрого Закона
Он сбивал с толку уверенное ощущение жизни скрытых чувств,
Держал в безмолвном сне Материи гида интуиции,
Искажал инстинкт насекомых, зверей
Уродовал человеческой, рожденной от ума гуманностью.
Так тень пересекая пала на Луч прямой.
Свет истины был затемнен в пещере сердца
Невидимо никем, пылал на тайном алтаре
За тайной тихою покрова
Сопровождая Господа святыни,
Так была рождена страшная Энергия антагонизма
Что подражала вечной Матери могущественной форме
Светящейся бесконечностью притворяясь
С серым искаженным силуэтом в ночи.
Арестовывая страсть, поднимающейся души,
Усиливая жизни медленный, дрожащий темп.
Ее руки, отклоняющий и придерживающий вес
Положен на тайный изгиб эволюции:
Извилистую линии ее обманывающего ума,
Боги не видели, и человек бессилен;
Частицу Бога – душу угнетая у себя внутри
Обратно к зверю, человека принуждала пасть.
Но все же, в ее ужасном, сформированном инстинктами уме
Она почувствовала, как Кто-то в сердце Времени растет
И видит – Бессмертный сияет сквозь форму человека.
Встревоженная о своей власти, наполненная яростью и страхом
Вокруг она рыщет, во тьме, на каждый проблеск света
Брошенный из духа одинокого укрытия.
Войти, надеясь с яростью, поступью тайною
К колыбели и убить божественное Дитя.
Неисчислимы ее силы и уловки;
Ее прикосновение – очарование и смерть;
И свою жертву убивает, ее же собственным восторгом;
И даже Благо она делает крючком тянущим в Ад.
Из-за нее мир к своей агонии бежит.
Как часто пилигрим на Вечности дороге
Неважно освещенной из-за облаков бледной Луной Ума,
Или в извилистых, окольных скитаниях одиноких,
Или в пустыне заплутавший, где нет зримого пути,
Падает, побежденный ее львиным прыжком,
Отравленный обжигающим дыханием
И растет влюбленный в сокрушающий рот,
Однажды, компаньон священного Огня,
Смертный, гибнет по отношению к Богу, Свету,
Соперник, управляет сердцем, мозгом,
Природа враждебная Матери-Силе.
Суть жизни – «Я», сдает инструменты
Титану и демоническим влияниям
Что усугубляют земную природу и лишают основы
Ведомый страхом пяти наблюдателей, теперь он мыслей гид;
И тихий ропот пораженческий его – убийца веры
И, обитающее в груди или извне шепчущее,
Лживое вдохновение темное и падшее,
И новым порядком подменяет божественный.
Тишина опускается на духа высоты,
Бог удалился из скрытой святыни,
Холод и Пустота становятся палатой Невесты;
И нимб златой не виден боле,
И не пылает белый луч духовный
И Голос тайный успокоился навеки.
Затем Ангелом не дремлющим на Башне сторожащей
Имя выбрано из книги записей;
То пламя, что пело на Небесах потоплено, погасло и безмолвно;
В конце концов, разрушено все в поэме души.
Это трагедия внутренней смерти
Когда утрачен божественный элемент
И только ум, и тело живут, чтоб умереть.
Ибо Дух позволил ужасным посредникам
И энергиям, тонким и огромным,
Которые себя щитом Невежества укрыли.
Отпрыски бездн, агенты темной Силы,
Ненавистники света, нетерпимые к миру.
Изображая в мыслях сияющего Друга и Руководство,
В сердце же, противостоя Вечной Воле,
Они набросили вуаль в оккультном плане, на возвышающего Повелителя Гармонии,
Его прорицания мудрые сделаны нашими оковами;
Они замкнули двери Бога ключами религий
И поставили вне Закона его неустанную Милость.
Вдоль всех границ Природы, они поставили свои посты
Чтобы перехватить караваны Света;
Где бы Господь не творил, там они вмешиваются.
На сердце Мира тусклое наложено ярмо;
И ритм его ударов замаскирован под наивысшее Блаженство,
И заперли периферию блестящего Ума
Препятствуя чудесным прохождениям небесного Огня.
Всегда так выглядело, что авантюристы темные побеждали;
Они наполняют Природу институтами зла,
Победы Истины в поражения обращают,
Законы вечные провозглашают ложью,
Утяжеляют кости Судьбы магией лжи;
Святыни мира они оккупировали, узурпировали его троны.
В презрении от убывающих шансов Бога
Они творение требуют, как завоеванное ими поместье
И себя коронуют стальными Лордами Времени.
Адепты иллюзии, маски,
Создатели падения Природы и боли
Они возводят свои алтари триумфа Ночи
В глиняном храме жизни земной.
В свободных районах священного Пламени,
Пред ризами в мистичном ритуале
Лицом к покрову тусклому, за который никто проникнуть не может,
Нараспев произносит торжественный гимн, увенчанный митрой священник,
Их жуткое присутствие, призывая в свою грудь:
Приписывая им ужасное Имя
Он распевает слоги магического текста
И вызывает незримого общения акт,
Пока промеж благовоний и молитвы бормотанием
Все свирепые бедствия, которые терзают мир
Смешались, пенясь в кубке человеческого сердца
И проливались на него как освященное вино.
Себе, взяв божественные имена, они ведут и управляют.
Противники Наивысшего, они пришли
Из мира своего, силы и бездушных мыслей,
Чтобы служить враждою космической схеме.
Ночь – их убежище и стратегическая база.
Против меча Огня, сияющего Ока,
Возвели бастионы, они живут в массивных крепостях мрака,
Спокойны и уверенны в лишенной солнца личности:
Ни один блуждающий Небесный луч, туда войти не может.
Вооруженный и защищенный своими летальными масками,
Как будто в творческой студии Смерти,
Тьмы гигантские сыны, сидят и составляют план
Драмы земной, их трагедии сцене.
Все те, кто желает возвысить этот падший мир, должны прийти
Под опасные своды их власти;
Ибо даже сияющие дети богов
Затемнять – это их привилегия и ужасное право.
Никто небес достичь не может, кто не прошел сквозь ад.
На это тоже путешественник миров должен осмелится.
Воин в той схватке незапамятной дуэли,
Он вступил в безмолвную, отчаявшуюся Ночь
Своей просветленной душой, бросая вызов тьме.
Тревожа своими шагами преддверие мрака
Он вошел в жестокое печальное царство
Населенное душами не ведавших вкуса блаженства;
Невежественные как люди, от рождения слепые, которые не знали света,
Они могли приравнивать наихудшую беду с высочайшим благом,
И добродетель в их глазах была лицом греха
А зло и нищета – их состоянием естественным.
Администрации зловещей уголовный кодекс
Творящий горе и боль общим законом,
Утверждая декрет всеобщей безрадостности
Переменил жизнь в стоическое таинство
И пытку – в ежедневный фестиваль.
Акт выговора счастья состоялся;
Радость и смех, были объявлены как смертные грехи:
Невопрошающий ум считался разумным содержанием,
Апатия тихая тупого сердца – как покой:
Там не было сна, отдыхом единственным было оцепенение,
Смерть приходила, но не приносила ни передышки, ни конца;
Душа жила всегда в пребывающих страданиях.
Все более углубляясь, он изучал то царство боли;
Вокруг него рос ужас мира
От одной агонии к другой – более ужасной,
И в ужасе великая, жуткая радовалась
Довольна бедствием чьим-то.
Там мысль и жизни были наказанием долгим,
Дыхание бременем и бичом – надежды все,
Тело – полем пытки, неловкостью массивной;
Отдых был ожиданием между болью и болью.
То был закон вещей, который никто даже не грезил изменить:
Твердое, мрачное сердце; жесткий, неулыбчивый ум
Счастье отвергали, как приторную сладость;
Спокойствие было скукой и тоской:
Лишь благодаря страданиям жизнь обретала краски;
Она нуждалась в специях боли и соли слез.
И если кто-то мог прекратить существовать, все было хорошо;
Иначе лишь ощущения свирепые какой-то вкус давали:
Бешенство ревности пылая грызло сердце,
Жало убийственной злобы, похоть и злость,
Шепот, что заманивает в яму и предательства удар
Бросавший живые точки в тупые, болящие часы.
Наблюдать драму несчастья,
Создания корчащиеся под бороной судьбы
Трагичный взор печали в ночь
И ужас и колотящееся сердце страха
Были ингредиентами в тяжелой чаше Времени
Что нравились и помогали наслаждаться этим горьким вкусом.
Из эдакой субстанции жесткой был сотворен ад жизни долгий:
Там темного паука были нити паутины
В которые была схвачена душа, сосредоточена и трепеща;
Это была религия, это было законом Природы.
В часовне прихода несправедливости
Чтоб поклониться черному, безжалостному образу Силы
Необходимо было на коленях пересечь жестокосердные каменные дворы,
Тротуар, подобный полу злой судьбы.
Каждый камень был лезвием острым безжалостной силы
И скреплен застывшей кровью из пытаемых грудей;
Сухие, сучковатые деревья, вставали словно умирающие люди
В судорожных позах агонии,
И из каждого окна зловещий священник всматривался
Воспевая «Te Deums» для резни венчающей милости,
Вырванные с корнем города, дома людские взорваны,
Сожженные, скорчившиеся тела, массовое убийство бомбежки.
«Враги наши пали, пали!» они поют,
«Все те, однажды вставшие нашей воле поперек, повержены, мертвы;
как мы велики, как милостив Ты».
Так мыслили они, чтобы достичь бесстрастный трон Бога
И Им командовать, которому все действия их противостоят,
Свои деяния возвеличивая, чтобы его небес коснуться,
И сделать его своих преступлений сообщником.
Там никакая уступающая жалость быть не могла,
Но лишь сила безжалостная и стальные настроения влияние имели,
Суверенитет незапамятный ужаса и мрака:
Это приняло форму темного Бога
Почитаемого несчастьем терзающимся, которое он же сотворил,
Держал он в рабстве мир печальный,
И несчастные сердца, прикованные к непрекращающемуся горю
Восхищены стопами, которые их втаптывали в грязь.
Это был мир ненависти и сожаления,
Горе и ненависть были единой отрадой,
Злоба и горе других – это было как пир;
Усмешка горькая кривила рот страдающий;
Трагичная жестокость видела свой зловещий шанс.
Ненависть была черным архангелом в том царстве;
Она горела, мрачным рубином в сердце
Душу сжигая своими злобными лучами,
И упивалась в своей жестокой бездне могущества.
Эти страсти источали казалось даже объекты, -
Ибо переполняли ум в бездушное
Что отвечало со злобой на то, что получало, -
И против своих пользователей использовали зловредные силы,
Без рук вредили и странно, внезапно убивали,
Предназначение их – быть инструментами невидимого рока.
Или себя они творили тюремной стеной роковой
Где осужденные пробуждены на протяжении тех часов ползущих
Отсчитанных ударами зловещего колокола.
И злое окружение ухудшало злые души:
Сознательны были все вещи и все порочны.
В этой области адской, он отважился настаивать
Даже в глубочайшей яме и темнейшей сердцевиной,
Тревожил его мрачный фундамент, осмеливался спорить
С его привилегированным древним правом и абсолютной силой:
Он в Ночь бросался, чтобы узнать сердце ее ужасное,
В Аду искал он корень и причину Ада.
Его мучительные бездны открывались в его собственной груди;
Прислушивался к гулу наполнявшей его боли,
Ударам сердца фатального одиночества.
Свыше был холод вечности глухой.
В неясном и огромном пассаже Рока
Он слышал Голос гоблина, ведущий, чтоб убить,
Встречал лицом к лицу чарующий Знак демона,
И пересекал засаду противостоящей Змеи.
В дорогах угрожающих, в мучительных уединениях
Скитался в одиночестве, через пути заброшенные
Где красный Волк ждет за ручьем лишенным брода
И Смерти черные орлы кричат над обрывом,
Встречал руки беды, которая охотится за сердцем человека
Хлопая, преследует в степях Судьбы,
В полях сражений тщетных Бездны
Боролся в покрытых тенью битвах, немых, безглазых безднах,
Переносил атаки Ада и удары Титана
И получал жестокие, внутренние раны, что заживают медленно,
Заключенный покрытой капюшоном магической Силой,
Захваченный и влекомый в летальные сети Фальши,
И зачастую удушаемый в петле горя,
Иль брошенный в ямы сомнений и ошибок,
Глотая, выпил ее яд, пока он не иссяк.
В мире, куда надежда никакая не могла проникнуть, и радость ни одна прийти
Страдая, он выносил испытание господства абсолютного зла,
Но все же, сохранил нетронутой сияющую истину духа своего.
Не способный к движению или к усилию,
В пустом отрицании Материи, заключенный в тюрьму и слепой,
Пригвожденный к темной инерции нашей основы
Он свято хранил меж руками своими, мерцающую душу.
Его существо отважилось пуститься в безумную Пустоту,
Нетерпимые бездны, что не знали ни мысли, ни чувства;
Мысль прекратилась, чувство пало, душа его пока видела и знала.
В атомном покрытии Бесконечности
Рядом с началами немыми потерянного «Я»,
Он ощущал небольшую, курьезную тщетность
Творения вещей материальных.
Или задавленный в дупле Бессознания сумерками,
Он звуком измерял мистерию бездонную и темную
Громадных и бессмысленных глубин
Откуда из мертвой вселенной жизнь, сражаясь, возвысилась.
Там, в совершенном тождестве, умом утраченном
Он чувствовал запечатанное чувство бесчувственного мира
И мудрость несказанную в непознаваемой Ночи.
В бездонную тайну он вошел
Где тьма выглядывала из ее матраца, серого, нагого,
И стоял на последнем, замкнутом этаже подсознания
Где Существо спит и своих мыслей не осознает
И строит мир не зная, что оно творит.
Там, ожидая часа своего, лежит неведомое,
Там запись исчезнувших звезд.
Там в полудреме космической Воли
Он видел тайный ключ к изменению Природы.
Был свет с ним и незримая рука
Была положена на боль и на ошибку
Пока они не стали трепещущим экстазом,
Сладости шоком от объятий рук.
В Ночи он видел Вечного тенистую вуаль,
И смерть познал как погреб дома жизни,
И в разрушении почувствовал творения поспешный шаг,
Познал утрату, как цену за небесное приобретение
И ад - как путь кратчайший к небесным воротам.
Затем, в оккультной фабрике Иллюзии
И в Бесоззнания магической типографии
Разорваны были форматы первобытной Ночи
И разбиты стереотипы Неведения.
Живая, глубоким, духовным дыханием дыша,
Природа перечеркнула, свой жесткий механичный код
И статьи, связывающие контрактом душу,
Отдала Фальшь обратно Истине ее истерзанную форму.
Аннулированы оглавления закона Боли,
И на их месте возникли сияющие символы.
Невидимый палец искусного Писца писал
Своей интуитивной каллиграфией быстрой;
Земные формы были сотворены его божественными документами,
И мудрость воплотила то, что ум проявить не мог,
Несознание изгнано из безгласной груди мира;
Изменены были зафиксированные схемы рассуждающей Мысли.
Пробуждая сознание в инертных вещах,
Он налагал на темный атом и тупую массу
Почерк алмазный Нетленного,
Надписывал на тусклом сердце падших вещей
Победную песнь свободного Бесконечного
И Имя, основание вечности
И прослеживал на проснувшихся, торжествующих клетках
В символах Невыразимого
Лирику любви, что ждет во Времени
И мистичное содержание Книги Блаженства
И послание Огня сверхсознательного.
Затем чистая забилась жизнь в телесных формах;
Мерцание адское умерло и больше не могло убить.
Ад раскололся поперек своего крутого фасада
Как если б магическое здание было разрушено,
Открылась ночь и растворилась словно бездна грез.
В брешь существа исчерпанного как пустое Простанство
В котором она заполняла место отсутствующего Бога,
Пролился широкий, интимный и блаженный Рассвет;
Излечены были все вещи, что сотворило разорванное Время
И сожаление, печаль жить больше не могли в груди Природы:
Исчезло разделение, ибо присутствовал там Бог.
Душа своим лучом освещала сознательное тело,
Материя и дух смешались и были едины.
Конец Восьмой песни.
|
