Книга 4. Книга рождения и поиска.
Песнь Вторая. Рост Пламени.
Страна гор и прибитые солнцем равнины
И гигантские реки, бредущие к просторным морям,
Поле творения и духовной тиши,
Молчание, поглощающее дела жизни в той глубине,
Из трансцендентального подъема жизни и прыжка в небеса,
Размышляющий мир мечтаний и транса,
Наполненный мощнейшими трудами Бога и человека,
Где Природа казалась грезой Божества
И красота, и грация, великолепие были в доме своем,
И давали приют воплощенному Пламени.
За ней смотрели тысячелетние влияния
И таинственные божества грандиозного прошлого
Глядели на нее и видели приход божеств грядущего
Как будто тот магнит притягивал их силы незримо.
Земли задумчивая мудрость говорила ее спокойной груди;
Водружаясь на последних вершинах ума чтоб стать подручником богов,
Делая блистательные мысли земли трамплином
Чтобы нырнуть в космический простор,
Знание мыслителя и провидца
Видело незримое и немыслимые мысли,
Открыло громадные двери неведомого,
Щель человеческих горизонтов в бесконечность.
Размах безбрежный был придан смертного действиям,
Красота и искусство возвысились из человеческих глубин;
Природа и душа соревновались в благородстве.
Этика человека приспособилась, чтоб имитировать небеса;
Гармония оттенков роскошной культуры
Чувства очищали и возвеличивали эти достояния
Чтоб воспринимать неслышимое и невидимого блеск,
И учила душу парить за пределами знакомых вещей,
Жизнь вдохновляя превзойти и разорвать ограничения,
Устремляясь к незримому миру Бессмертных.
Оставляя безопасность земную, отважившись крыльями Ума
Нести ее над исхоженными полями мысли,
Пересекая таинственные моря Запредельного,
Чтобы жить возле Солнца, на орлиных высотах.
Там Мудрость восседает на своем извечном троне.
Все повороты жизни вели ее к символическим дверям,
Допускающим к тайным Силам, которые были родственны ей;
Адепт истины, посвященная в блаженство,
Мистическая пуджари, училась в школе Природы,
Осознав чудо сотворенных вещей
Она возложила секреты сердца своего глубокой думы
На алтарь Изумительного;
Ее часы были ритуалом в безвременном храме;
Ее дела стали жестами священнодействия.
Облаченными в ритм высших сфер
Слово употреблялось в священном значении
Для освобождения заключенного духа,
В общении с дружественными богами.
Иль помогало выковать новые, выразительные формы
Того, что трудится в сердце жизни,
Какую то незапамятную Душу в человеке и вещах,
Искательницу нерожденного, неведомого,
Несущей свет из Невыразимого,
Чтобы сорвать вуаль мистерий прошлых.
Глубокие философии указывали земле на небеса,
Иль на основании широком как космическое Пространство,
Земной ум возвышали к сверх человеческим высотам.
Превосходя черты, что приятны внешнему взору,
Но вид того скрывают, что живет внутри
Скульптуры и живописи концентрированное чувство
На внутреннего взора неподвижной грани,
Проявляла фигуру незримого,
И раскрывала все значение Природы в форме,
Или Божественное улавливало в теле.
Архитектура Бесконечного
Здесь открывала внутренние, размышляющие формы
Захваченные в просторной шири парящего камня:
Музыка вниз приносила небесные стремления, песня
Владела поглощенным сердцем, погруженным в восторженные глубины,
Соединяя человека с космической мольбой;
Интерпретирующие мир движения танца
Формировали идею и настроение в ритмичном взмахе
И позе; искусства мгновений в линиях тонких
Увековеченных в памяти быстрых моментах
Или показанных в резном изгибе замысла вазы,
Лежащие в основе образцы незримого:
Поэмы в обширном порыве, словно подвижные миры
И размеры волнующиеся с голосом океана,
Интерпретировались грандиозностью замкнутой в сердце Природы
Но брошенные ныне в наполненную славой речь,
В возвышенность и красоту ее форм,
Страсть мгновений ее, настроений,
Возносящих слово человека ближе к божественному.
Глаза человека могли заглянуть во внутренние царства;
Его испытывающий взгляд открывал закон чисел
И организовывал движение звезд,
На карту наносил зримые очертания мира,
Исследовал процесс своих мыслей иль творил
Теории, диаграммы жизни и ума.
Все эти вещи она принимала как своей природы пищу,
Но одно только это наполнить не могло ее широкую Самость:
Искания человека ограничены его достижениями,
Они ей казались великими и ранними шагами
Азартом юного, исследующего духа
Который не видел еще своим собственным светом природным;
Вселенную изучал испытывающими ударами
Иль простирался, чтоб истину божественного скипетра ума найти;
Растущего там, в бесчисленных направлениях,
Но не видение широчайшее души,
Еще не простор полного, непосредственного касания,
Еще не искусство и мудрость Богов.
Безграничное знание, величественнее, чем мысль человека,
Счастье, слишком возвышенное для сердца и чувства,
Заключенные в мире, стремящиеся к освобождению,
Она в себе ощущала; ожидая как будто формы,
Об окружающих предметах спрашивала, чтобы расти
И натуры сильные чтоб нести без отдачи
Великолепие ее царственности прирожденной,
Ее величие и сладость, и ее блаженство,
Ее могущество – чтоб обладать, и ее обширная сила – чтоб любить:
Земля сделала промежуточным камнем для завоевания небес,
Душа смотрела за пределы ограничения небес,
Встречала свет великий из Неведомого
И грезила в сфере трансцендентального действия.
Осознавая вселенскую Самость во всем
Она обратилась к живущим сердцам и человеческим формам,
К своей души отражениям, копиям и дополнениям,
Закрытым и далеким частям своего существа
От нее отделенных стенами тела и ума
Но все же связанных с духом ее божественными узами.
Преодолевая ограду незримую и оборону скрытую,
Уединенность, что отделает душу от души,
Она пожелала сделать все одними объятиями огромными,
Что могут приютить живые вещи все,
Возвыситься к великолепной точке видящего света,
Из плотного разделения бессознательной пропасти,
И сделать их едиными с Богом, и миром и собой.
Лишь немногие на ее зов ответили:
Еще меньше – ощутили божественность скрытую
И старались с собою соединить божество,
Приближаясь с неким родством к ее высотам.
Поднимаясь по направлению к светящимся тайнам
Или сознанию в некой великолепной, скрытой вышине,
Они бросались, чтобы найти ее в мгновение вспышки,
Мерцающего света в небесном просторе,
Но были не в состоянии сохранить видение и силы
И падали обратно в скучную, обыденную жизнь.
Ум, отважившийся на небесный эксперимент,
Растущий по направлению к некой обширности, которую они ощущали близкой,
Испытывая границу неведомого жаждущим касанием
Они все также были заключены в человеческую песчинку:
Они не в состоянии сохранить ее шаг неустанный;
Слишком малы и беспокойны для ее широко ступающей воли,
И слишком узки, чтоб наблюдать Бесконечности не рожденным взором,
Их природа утомилась расти из слишком великих вещей.
Ибо даже те близкие партнеры ее мыслей
Которые могли прогуливаться ближе всех к ее лучу,
Поклонялись ее силе и свету, которые в ней ощущали,
Но не могли равняться чертами с ее душой.
Дружественная, но все же великая слишком, чтоб познанной быть целиком,
Перед ними она проходила, к более великому свету,
Их лидер и королева, над их сердцами и душой,
Та, которая близка их груди, но все еще далека и божественна.
Восторженные и изумленные, они смотрели на ее широкий шаг
Пробующий богоподобным движением и прыжком
Достичь высот, для человеческой стати слишком отдаленных
Иль медленным, великим усилием многогранным
Продвигаясь по направлению к целям, которые с трудом могут замыслить;
Еще вынужденные быть спутниками ее солнца,
Они двигались неспособные предшествовать ее свету,
Жаждущие, они хватали, простирали руки к ней,
Иль запинаясь, следовали дорогами, что сделала она.
Иль страстно желая своей самостью жизни и плоти,
Они цеплялись упорно за нее ради сердечной пищи и поддержки:
Передышки они не видели в воспринимаемом свете;
Неясною они несли ее внутреннюю мощь.
Иль связанные чувством и желающим сердцем
Обожая путаной, человеческой любовью,
Они не могли уловить тот дух ее могучий
Или измениться от близости, чтоб каждый был как она.
Немногие своими душами ее ощущали и трепетали вместе с ней,
Величие ощущалось рядом, но все же за пределами ума;
Видеть ее – было призывам к обожанию,
Быть рядом с ней – притягивало силу высокого общения.
Так человек поклонялся богу, слишком великому чтобы знать,
Слишком высокому, слишком обширному, чтобы нести ограничивающую форму;
Они Присутствие ощущали, повиновались силе,
Любовью восхищаются, чей восторг посещает их грудь;
К божественному пылу, убыстряющего удары сердца,
Закону следуют они, возвеличивающему сердце и жизнь.
Открыт для дыхания новый, божественный воздух,
Открыт человеку мир более счастливый, свободный:
Он видит высокие ступени, взбирающиеся к Самости и Свету.
Ее божественные части взывали к верности души:
Которая видит, знает, ощущает божество.
Дела ее природы согласовались с ее волей,
Неисчерпаемая сладость ее сердца влекла их сердца,
Они любили существо, чьи границы их превосходили;
Они не могли достичь ее эталона, но несли ее прикосновение,
Отвечая ответом цветка солнцу
Они себя ей отдавали и большего не просили.
Более великую, чем сами они, слишком широкую для их кругозора,
Их умы ни понять не могли, ни полностью узнать,
Их жизни отвечали ей, ее словами двигались:
Они ощущали божество и повиновались зову,
Отвечали ее руководству и ее работу делали в мире;
Их жизни, их натуры двигались подчиненные ей
Словно истина их собственной, более великой сути.
Аспект божественности принимала
Чтоб их возвысить за пределы их уровня земного.
Они ощущали большое будущее, которое встречает их поход;
Она владела их руками, она выбирала им пути:
Они ею продвигались по направлению к великим, неведомым вещам,
Их Вера вела, радость ощущать себя принадлежащими ей;
Они в ней жили, ее глазами видели мир.
Некоторые к ней обращались, против своих природных склонностей;
Разрываясь меж изумлением и бунтом,
Влекомые ее очарованием и подчиненные ее воле,
Захваченные ею, стремились ей владеть,
Нетерпеливые подданные, связанные своими жаждущими сердцами,
В оковы вцепившиеся, на которые сетуют больше всего,
Роптали на ярмо, но плакали б утратив,
Великолепное ярмо ее любви и красоты:
Другие следовали ей со слепыми желаниями жизни
И претендовали на все от нее, как на свою исключительную собственность,
Спешили поглотить ее сладость, всем предназначенную.
Как земля претендует на свет, для своей нужды отделенный,
Добиваясь ее единственно лишь для своих ревнивых объятий,
Они просили ее о движениях, таких же ограниченных, как и свои,
Желали любимого ответа для малости своей.
Иль недовольны были тем, что она превосходит их способность понять,
И надеялись тесно связать ее веревками страстей.
Иль находя ее прикосновение желанное слишком сильным чтоб вынести,
Они порицали ее тиранию, ими любимую,
В себе усыхали, как от слишком яркого солнца,
Стремясь к великолепию, все же от него отрекались.
Влюбленные гневно в ее луч сладостный, страстный
Их слабость земная его с трудом выносила,
Они устремлялись, но кричали от желанного касания,
Неприспособленные так близко встречаться с божеством,
Нетерпимые к силе, они не могли ее приютить.
Некоторые, невольно влекомые ее божественным влиянием,
Переносили это словно сладкие, но чуждые чары;
Не в состоянии взобраться к более возвышенным уровням,
Они стремились стянуть ее вниз, на свою собственную землю.
Иль принужденные сосредоточить вокруг нее свои страстные жизни,
Они надеялись привязать к человеческим нуждам своих сердец
Ее очарование и славу, что поработила их души.
Но среди сердец этого мира, что отвечали зову ее,
Ни одно не могло с ней сравняться, иль быть ей супругом.
Тщетно склонялась она, чтобы сравняться с их высотами,
Слишком чист тот воздух был для дыхания маленьких душ.
Те дружественные самости возвысить к своим собственным широтам
Желало ее сердце, и наполнить своею собственною силой
Что сможет в жизнь войти божественною Мощью,
Дыханием Бога возвеличить время человека.
Хотя она склонилась вниз, к их малости,
Их жизни покрывая своими сильными и страстными ладонями
С симпатией относилась к их нуждам и желаниям,
И ныряла в волны мелководья их жизни,
И встречала, и разделяла сердечные удары радости и горя,
И склонялась, чтоб исцелить их гордость и печаль,
Растрачивая мощь свою, на своей одинокой вершине
Чтоб к этому поднять их крик устремления,
Хотя она тянула их души в свой простор
И окружала тишиной своих глубин,
И владела как великая Мать своим родным,
Лишь земная поверхность ее несла их бремя
И смешивала этот огонь с их смертностью:
Ее великая самость жила одинокая, внутри, невостребованная,
Чаще всего в суете и покое немой Природы
Близость она могла ощутить одну безмятежно;
В ней Сила притягивала сверхчеловеческие думы;
К ее огромному духу, свободному восторгу
Присоединяла она расцвеченные пылом изумительные жизни
Животных и птиц, цветов и деревьев.
Они ей сердцем простодушно отвечали.
Живет в человеке нечто волнующее;
Он это знает, но отворачивается от Света божественного
Предпочитая темное невежество падения.
Средь многих, кто к ней пришел привлеченный,
Она не нашла себе партнера своим высоким задачам,
Товарища своей души, свое другое «я»,
Который был бы создан с ней, как Бог и Природы, единым.
Некоторые тесно приближались, были тронуты, несли огонь, затем слабели,
Слишком велики были ее требования, слишком чиста ее сила.
Так, собою землю освещая, подобно солнцу,
Все же в своем духовном небе далекая орбита,
Дистанция отделяла ее даже от самых близких.
Могущественная, ее душа отдельно обитает, подобная богам.
Как будто еще не связанная с основной человеческой сценой,
В малом кругу жаждущих, юных сердец,
Ранняя школа ее существования и область закрытая,
Подмастерье в делах жизни земной,
Она учила свои небесные струны выносить прикосновения эти,
Удовлетворенная в своем маленьком саду богов,
Словно бутоны цветка в не посещаемом месте.
Земля вскармливала, еще несознательное, существующее пламя,
Еще иногда глубоко волнующееся и знаемое смутно;
Там было движение и страстный зов,
Радужная греза, надежда золотого изменения;
Какое то тайное крыло било в предвкушении,
Растущее восприятие чего-то редкого и нового
И прекрасное овладение через сердце Времени.
Затем слабый шепот ее коснулся почвы,
Дышала словно затаенная нужда, душой предсказанная;
Глаз великого мира открыл ее
И чудо, подало свой голос менестреля
Ключ к Свету, еще хранился в полости существа,
Солнце – слово с ощущением древних мистерий,
Ее имя бежало журчащее по губам человеческим,
Возвышенное и сладостное как стих вдохновенный
Проникало из эпической лиры на крыльях молвы,
Или звенело подобно поющей мысли поэмы Рока.
Но эта вера была подобна священному символу.
Пылкая, не узнанная, не уловимая для понимания,
Ее красота и сила пылающая была видна в отдалении,
Подобно играющим вспышкам слабеющего дня,
Слава непостижимо божественная.
Не пришло сердце равное, чтобы соединиться с ее сердцем,
Ни приходящая любовь земная не нарушила ее покой,
Ни героическая страсть не в состоянии уловить;
Ничьи глаза не требовали ее отвечающих глаз.
Сила внутри ее благоговение внушала несовершенной плоти;
Себя защищающий гений в нашей глине
Предвидел богиню в участи женской
И тянулся обратно от прикосновения запредельного ему вида,
Земная натура, ограниченная в восприятии жизни узости сделанной.
Сердца людей, влюбленные в глиняные свойства
Намеки огненные из планов бессмертных
Слишком обширных для душ нерожденных, чтобы дружить с небесами.
Всякий, кто слишком велик, должен жить одиноко.
Он гулял в поклонении в могучем одиночестве;
Труд его тщетен, чтобы создать свой род,
Только Сила внутри его товарищ.
Так было для Савитри какое-то время.
Все поклонялись в изумлении, никто не отважился требовать.
Ее ум сидел высоко, проливая свои золотые лучи,
Ее сердце было наполненным храмом восторга.
Одинокая лампа светила в доме совершенства,
Образ чистый сиял в святыне без жрецов,
Среди тех окружающих жизней ее дух населяющих,
Отдельно в ней до ее судьбоносного часа.
Конец Второй Песни книги четвертой.
|
